Бездна - страница 81

— Отец Квиллан, почему вы решили прибыть на Гидрос?

— Почему?

— Да, почему? Это ведь чертовски неуютная и негостеприимная планета для любого человека. Она создана не для нас… Мы живем в крайне стесненных условиях. Кроме того, попав сюда, вы обречены остаться здесь навеки. Эту планету нельзя покинуть. Почему вам захотелось навсегда застрять в подобном мире?

Глаза священника странным образом оживились, и он с жаром произнес:

— Я прибыл сюда, потому что ощутил неотразимое очарование Гидроса.

— Ну-у, это не ответ.

— А вы… — в голосе Квиллана послышалось нечто новое, словно он почувствовал, что Лоулер подталкивает его произнести вслух то, о чем не хотелось говорить. — Давайте определим мой приезд следующим образом… Э… Я прибыл сюда потому, что это место, где собираются все отбросы Галактики. Здесь мир, населенный всякого рода изгоями, отщепенцами, отребьем космоса. Так выглядит Гидрос, не правда ли?

— Конечно, нет.

— Все вы — потомки преступников. В остальной части Галактики больше нет подобных людей, в других мирах все мыслят и живут более здраво.

— Я очень сомневаюсь в вашем утверждении. — Лоулер не мог поверить, что Квиллан говорит совершенно серьезно. — Да, мы действительно потомки преступников, вернее, некоторые из нас. Сие — не тайна. Мы все знаем… Моего прапрадеда выслали сюда из-за какого-то несчастного стечения обстоятельств, вот и все… Правда, он случайно убил человека. Но предположим, что вы правы, и мы — просто отбросы и потомки отбросов. Почему же тогда вам захотелось поселиться среди нас?

Холодные голубые глаза священника сверкнули.

— Неужели вам не все ясно? Это мой мир, он близок мне.

— Гм-м… Здесь вы можете вершить свои святые дела и вести нас к спасению?

— Ни в малейшей степени. Я прибыл на Гидрос ради себя, а не ради вас.

— Ах, так! Вы прилетели сюда из чистейшего мазохизма и желания наказать себя за какое-то прегрешение… Верно, отец Квиллан? — Тот промолчал, но Лоулер чувствовал, что, должно быть, попал в самую точку. — Но за что? За преступление? Вы же только что сказали об отсутствии преступности там…

— Мои преступные действия оказались направленными против самого Бога, — перебил собеседника священник, — и это сделало меня фактически одним из вас, то есть изгоем, отщепенцем по природе.

— Преступления против Бога, — задумчиво повторил Вальбен. Господь представлял для него понятие столь же туманное, далекое и загадочное, как и джунгли, обезьяны, утесы и козы. — Что же вы могли совершить против него? Если Он всемогущ, то, следовательно, неуязвим, ну а если не всемогущ, то какое имеет право называться Богом? Кроме того, неделю или две назад вы говорили, что не верите в него.

— Что само по себе уже является преступлением против Него.

— Но только в том случае, если вы являетесь убежденным верующим. А вдруг Его нет? Тогда какой вред вы можете причинить чему-то несуществующему?

— У вас стиль священника при ведении казуистического спора, — одобрительно заметил Квиллан.

— Вы серьезно заявили тогда о своей нетвердости в собственной вере или пошутили?

— Да, вполне серьезно.

— Вы не играли в словесные игры? Не предлагали мне немного дешевого цинизма ради мгновения пустого развлечения?

— Нет. Ни в коем случае. Клянусь! — Священник протянул руку и пожал запястье Лоулеру — странный, излишне доверительный жест, который в другое время Вальбен мог бы счесть за недопустимую бестактность, но сейчас показавшийся необычайно искренним, идущим от чистого сердца. Очень тихо священник произнес:

— Я посвятил себя служению Господу, будучи еще совсем молодым человеком. Возможно, это звучит довольно высокомерно, я знаю… Но в реальности сие означало тяжелую и неприятную работу, не просто долгие молитвенные собрания в холодных, продуваемых всеми ветрами залах в самые неподходящие часы дня и ночи, но также выполнение обязанностей настолько мучительных, что только врач, я полагаю, способен по-настоящему понять мое прошлое состояние. Омовение ног нищим, так сказать. Но таков наш крест. Я прекрасно знал, на что иду, и не ждал за это никаких наград. Но чего совершенно не представлял, Лоулер, о чем поначалу ни в малейшей степени не догадывался, оказалось то, что чем больше и самоотверженнее я служил Богу, трудясь на благо страдающего человечества, тем больше подвергался периодам абсолютного духовного опустошения. В течение длительных промежутков времени я чувствовал себя отрезанным от Вселенной, окружавшей меня, человеческие существа делались противны мне и чужды, равно как и представители инопланетных цивилизаций… Я терял последние крохи веры в ту Высшую Силу, которой поклялся посвятить всю свою жизнь. Появлялось чувство полного одиночества… Описать словами такое просто невозможно. И чем больше я работал, тем более бессмысленными начинали казаться все усилия… Жестокая грубая шутка: я надеялся стяжать Божью благодать, а вместо этого Он одарил меня крепчайшими дозами неверия и откровенного безбожия. Лоулер, вы слушаете?