Безграничная Бездна - страница 6

Какой она глубины? Не таится ли там кто-то? Не окажусь ли я в смертельной ловушке нырнув туда? Времени задумываться над этим уже не было. Таймер отсчитал последние мгновения, когда я, резко сбрасывая скорость, нырнул туда.

Прокатившись метра два по каменному неровному полу, я замер. Чтоб в следующую секунду взвыть от жуткой невыносимой боли!

— ААААААААААААААААААА!!!

Спина, отбитая и-за неровного пола, хватка того монстра в инстансе, откушенные ноги… Все это было больно… Точнее, я так раньше думал. Но нет, по сравнению с теми ощущениями, что я испытывал сейчас, то был лишь легкий дискомфорт.

Я осознал — ни разу до этого мне не доводилось испытывать настоящей боли!

Наверное, болевой шок должен был меня убить или как минимум отправить в беспамятство уже в первое мгновение этого ада. Но, этого почему-то не происходило. Меня лишь выгибало, скручивало тело в невыносимых муках. Глаза вылезали из орбит, из носа пошла кровь…

Хотелось потерять сознание, разбить голову о камень, броситься обратно из пещеры на растерзание к монстрам. Только б эта пытка закончилась. Только бы боль, что разрывала каждую клеточку тела утихла. Секунды тянулись словно недели.

Очередной таймер, маячащий перед глазами отсчитывал время действия эффекта. Правда, от боли я даже не мог разобрать цифры. Но, видимо он все же обнулился и в тот же момент мое сознание померкло.

Маленький мальчик, лишившийся родителей, живший в приюте уже более двух лет, сидел и плакал у стены. Он чувствовал себя никому не нужным, брошенным, одиноким. Несмотря на то, что ему еще не исполнилось и 6 лет, он уже отлично понимал — все вокруг считали его как минимум странным.

Болезнь превратила мальчика в настоящего изгоя. Сверстники не хотели играть с ним, лишь шпыняли, издевались, мерзко подшучивали. Порой доходило и до побоев. А взрослые глядя на него лишь качали головой. Кто-то сочувственно, кто-то безразлично, но по большей части брезгливо. Таких, как он, странных, непонятных, неправильных — не любили, а чаще всего, откровенно ненавидели.

Тот же мальчик, но уже на год старше сидит за общим столом и жадно уминает порцию не самой лучшей, но все же, вполне сносно приготовленной еды. В детском доме редко бывали деликатесы, особенно приготовленные с душой. Исключение порой составляли праздники и визиты каких-нибудь меценатов, представителей благотворительных фондов, или очередного пиарящегося чиновника. Но, такие визит были редкостью.

Дети вокруг спорили, веселились, ругались. Кто-то ковырялся ложкой в тарелке, раздумывая о своем. Кто-то стремился побыстрее доесть, чтоб отправиться играть. Кто-то спорил с соседом. Девочки то и дело перешептывались о своем. Мальчики махали руками, обсуждая очередную серию увиденного мультфильма или каким героем хотели бы стать или.

Но этот мальчик вел себя иначе. Он выделялся, даже просто сидя за толом. Вечно худой, со слегка бледноватой кожей и синяками под глазами. Мальчик ел и не мог остановиться, жадно глотая каждый кусок. Казалось, ему было тяжело сдержаться, чтоб не бросить столовые прибор и не начать жадно поглощать пищу, хватая ее прямо руками. Его тарелка всегда оставалась девственно чиста, и он всеми силами пытался добыть еще еды.

Это то и дело вызывало у окружающих детей шуточки и перешептывания.

— Помню этот день. Это ведь… это я.

В поток воспоминаний начало вмешиваться пробуждающееся сознание.

Сколько себя помню, я был не таким, как они. Всю сознательную жизнь я слышал, как они шепчутся, стоя у меня за спиной. Частенько находились и те, кто, смотря прямо в глаза и нагло улыбаясь, обсуждал с друзьями, какой я странный, неправильный, мерзкий, ненужный.

— Ты урод!

— Ненормальный.

— Больной!

— Дерьмо.

Я привык к этим крикам. Было больно и обидно. Но, моя болезнь не давала сосредоточиться даже на таких эмоциях.

Меня задевали лишь слова о родителях. Самое болезненное место для любого, кто оказался в детдоме.

— Где твоя мамаша?

— Что, увидела какой ты урод и сбежала?

— А может быть, она мертва? Может, ты ее убил, а?

Эти мгновения я ненавидел всей душой. Даже мой дефект не мог сдержать рвущиеся наружу эмоции. Но это длилось лишь миг. Я так не разу и не бросился в драку первым. Моя болезнь, страх, слабость и робость брали надо мной верх.