Безмолвная служба - страница 60

«В тот день у меня была утренняя вахта, с четырех до восьми часов, с конвоем из приблизительно 40 кораблей. Я принял душ, позавтракал и поднялся на мостик, наверное, около одиннадцати. В это время дня мы обычно собирались на мостике. Солнечный день, синее небо, как всегда, небольшие волны Атлантики, но не особенно сильные. Должно быть, это случилось сразу после полудня. Были внезапно торпедированы два корабля: два мощнейших взрыва подняли столбы воды возле них.

Будучи руководителями эскорта, мы были в центре, во главе конвоя. Курс конвоя немедленно отклонили на 45 градусов в сторону, а “Бульдог” и еще два корвета пошли к тому месту, где, по нашим предположениям, были немецкие лодки. Командир приказал остальным кораблям сопровождения оставаться с конвоем, на случай, если там есть другие немцы, и дал конвою указание двигаться дальше. В это время один из корветов, “Обретиа”, немедленно обнаружил немцев и сбросил глубинные бомбы. Мы только еще подходили к месту действия, когда он во второй раз сбросил глубинные бомбы, так что немцев вытолкнуло на поверхность.

Это мечта всех судов сопровождения: увидеть, как немецкая подлодка идет на поверхность и точно знать, что она попалась. Когда лодка всплыла, “Бульдог” открыл огонь из всех орудий, которые у нас были. В лодке должен был быть отчаянный шум, пока снаряды и пулеметный огонь горохом сыпались на ее обшивку. Вероятнее всего, там была совершенная паника Они повалили из лодки просто толпой. Некоторые пытались воспользоваться оружием, но мы все были так близко, что открыли пулеметный огонь, и они или были убиты, или попрыгали за борт. Двадцать или тридцать, полагаю, только барахтались в воде. Но лодка не затонула. Обычно ожидалось, что команда, покидая лодку, устанавливает взрывное устройство, и лодка тонет — навсегда, — но эта не затонула. Она осталась на поверхности, и команда не сделала попытки затопить ее. Наш командир сразу же это понял и сказал: “Хорошо, мы возьмем ее на абордаж”. Мы к тому времени были, наверное, всего в 300 ярдах от нее. Раздались звуки трубы, призывающей членов абордажной команды в лодку, гребную шлюпку на фишбалках. Капитан повернулся ко мне и сказал: “Младший лейтенант, вы будете командовать шлюпкой”. Когда я пришел на палубу, помощник старшего артиллериста раздавал револьверы, снаряжение и спасательные жилеты.

Моя команда из семи или восьми человек садится в лодку — поразительную лодку вроде вельбота, с заостренными носом и кормой и пятью гребцами, тремя с одной стороны и двумя с другой, — и мы опускаемся, пока лодка не оказывается в воде. В Атлантическом океане большие волны, тебя бросает взад-вперед, и когда мы опустились на 6 футов, я кричу: “Отдать шплинты”, и матросы на носу и на корме вытаскивают шплинты из талей, которые держат лодку на весу. Теперь шлюпку ничего не держит в воздухе, кроме стапеля, похожего на согнутый палец, матрос становился рядом со стапелем, и по мере того как “Бульдог” опускается, шлюпка оказывается на гребне волны. Это может быть очень неприятным, так как она может перехлестнуть и залить тебя. На этот раз нас спустили прекрасно, и мы начали грести.

Тем временем «Обретиа» подбирал из воды оставшихся в живых, что было сделано с величайшей эффективностью. Их подобрали почти сразу, и коммандер Бейкер-Кроссуэлл, наш командир, закричал “Обретии” через “тэнной”: “Спустите их вниз, быстро”. Их спровадили, так чтобы они не видели, что делается на поверхности. Если бы кто-нибудь из немцев увидел, как мы поднимаемся на борт их лодки, он мог бы как-нибудь сообщить об этом в Германию.

Мы подвели вельбот к борту подлодки, она называлась U110, баковый гребец выпрыгнул и закрепил шлюпку. Мне пришлось перелезть через гребцов, прежде чем спрыгнуть на немецкую лодку. Она была ужасно круглая и скользкая. Я вытащил револьвер, прошел по обшивке и по закрепленной лестнице забрался в рубку. С радостью говорю, что там никого не было, но круглый люк диаметром в 2 фута, к моему удивлению, был закрыт. Это заставило меня задуматься: не осталось ли кого-нибудь на корабле. Когда я спустился в лодку, я поводил револьвером, чтобы сразу выстрелить, если бы там кто-нибудь затаился и вдруг появился бы. Я спустился прямо в центральный пост, и это был самый опасный момент. Я был легкой мишенью, так как обе руки у меня были заняты.