Безумная мудрость[Перевел с англ. С.Рысев] - страница 44
Миру более нечего предложить человеку, который мучается и страдает.
Мартин Хайдеггер
Поскольку бог мертв, осталась одна история и власть силы.
Альбер Камю
Экзистенциалисты пытались по–разному уйти от своих страданий. Серен Кьеркегор обратился все к той же вере, вернувшись в объятия Бога. Ницше увлекся внушающим трепет мифическим Заратустрой и стал с исступлением доказывать, что человек должен развить в себе волю и силу духа и построить новый мир, в котором не будет Бога. Другие — Альбер Камю и в особенности Жан — Поль Сартр — нашли временное утешение в марксизме. Подобно ловкачам, экзистенциалисты стремились развенчать моральные заповеди и религиозные учения своего времени — и тоже стали жертвами создавшегося хаоса. В отличие от даосов и дзэн–буддистов, нашедших спасение в жизни, лишенной смысла, многие экзистенциалисты впали в глубокую депрессию из–за своей неспособности понять цель мироздания. Разочаровавшись в Боге и разуме, эти философы оказались один на один с пустой, неизвестно зачем [119] существующей Вселенной. Отчаяние наполняло их сердца и их сочинения: романы «Тошнота», «Страх и трепет», «Понятие страха», «В тупике» и другие.
Хотя большинство философов–экзистенциалистов и исследовали с помощью своего интеллекта царство безумной мудрости, в жизни многие из них были обречены на то, чтобы стать жертвами этого нового поворота западной мысли. Им не хватало одного: выбраться за пределы своего ума, несмотря на то что некоторые стремились к этому любой ценой. Кое–кто из них попробовал пойти по пути абсурда.
ПУТЬ АБСУРДА
В слове «абсурд» нам слышится слабое эхо даосизма. Оба имеют отношение к миру иррационального, который, безжалостно сметая все на своем пути, проявляет полное безразличие к заботам и тревогам человека. Встретившись лицом к лицу с этим «абсурдным творением», Альбер Камю приходит к понятию «абсурдного человека», который должен найти какой–то иной подход к жизни и иной способ познания:
Абсурдный человек видит своей целью не объяснить и найти решение, а пережить и описать. Все начинается с откровенного равнодушия.
Любой восточный мудрец порадовался бы словам Камю «откровенное равнодушие», которые очень напоминают «просто быть» дзэна или намеренное «неделание» даосизма.
Однако, в то время как даос пребывает в мире с дао, Камю так и не нашел удовлетворения в абсурде, и существует расхожее мнение, что он покончил с собой. Он прекрасно сознавал стоящую перед ним дилемму:
Если бы я был деревом среди деревьев, кошкой среди животных, эта жизнь имела бы смысл, или, точнее, передо мной не встала бы эта проблема, ибо я бы принадлежал этому миру. Я был бы вот этим миром, которому я сейчас противопоставлен всей целостностью моего созна — [120] ния и своим настойчивым желанием определенности. Именно в силу этой смехотворной причины я и возражаю против всего мироздания. Я не могу перечеркнуть его одним лишь росчерком пера.
Камю хотел вырваться из оков своего ума и стать единым с «бытием». Он хотел освободиться от своего «настойчивого желания определенности» и обрести успокоение в неизвестности. Увы, поблизости не нашлось даоса или дзэнского наставника, которые могли бы дать Камю уроки; на Западе не существовало ни традиции, которая могла бы удовлетворить его потребность, ни методов, с помощью которых можно было бы превратить его «экзистенциализм» в образ жизни. Он был только философом, и когда игры ума не смогли более его поддерживать, он капитулировал.
Из экзистенциалистов ближе всех к формированию нового подхода к жизни, в основе которого должна быть идея Вселенной без Бога, морали и разума, подошел великий философ XIX века Фридрих Ницше.
Хотя многим чужды попытки Ницше дать осмысление абсурду, кое–кто наградил бы его титулом учителя безумной мудрости.
Я живу в своем собственном доме, никогда не копировал никого даже наполовину и смеюсь над любым светилом, который неспособен посмеяться над самим собой.
Надпись над дверью дома Ницше
Ницше разработал свою собственную уникальную философскую систему безумной мудрости, у которой много общего как с идеями, так и со стилистическими приемами восточных мудрецов. Местами, когда Ницше дает оценку своим эксцентричным, анархистским убеждениям, он в точности напоминает древнего святого дурака даосизма.