Безумно очаровательна - страница 15

, что ему не принадлежит.

— Если это так, то подозреваю, Королева захочет, чтобы ты вернула это обратно, — добавила Бека. — Ты же знаешь, как она реагирует, когда предметы из Иноземья попадают в руки Смертных.

Они обе непроизвольно вздрогнули.

— Черт, — с чувством выругалась Барбара. — Я не горю желанием превратиться в лебедя. Или жабу.

— Насколько я помню, последний раз было дерево, — услужливо подсказала Бека. — Но это было с кем-то, кто действительно вывел ее из себя.

— Напомни мне всеми силами не допустить подобного, — попросила Барбара. — Из меня получится жуткое дерево.

— Это точно, — подтвердила Бека. — Так что пойди и разберись с этим делом.

— Так, все, молчи.., — предупредила Барбара.

— Тебе лучше шелестеть прямо сейчас, — захихикала Бека, и на звуках ее смеха, эхом прошедшему сквозь эфир, зеркало потемнело.

Джонатан Беллингвуд откинулся в кожаном рабочем кресле и удовлетворенно смотрел на пейзаж за окнами своего кабинета. Вид на его маленькую империю всегда согревал ему душу. Кто мог ожидать, что маленький Джонни Белл, от которого в возрасте шести лет отказалась мать-алкоголичка, и которого на многие годы бросили в систему усыновления, в итоге окажется здесь и будет владеть всем, на что только может упасть взор.

Не так, чтоб это было много — всего лишь ранчо и немного земли — но это было начало. И он прошел долгий путь от того времени, когда он был детдомовцем-изгоем без друзей и без денег. Отныне он был окружен людьми, которые обожали его; он создал семью, которой у него никогда не было, и теперь больше не будет одинок. Или беден.

Конечно, большим подспорьем было то, что теперь никто не мог сказать ему «нет». Он рано научился быть очаровательным, по большей части, для самозащиты, но теперь его природная убедительность была дополнительно усилена. Рука незаметно коснулась медальона, что он носил всегда, скрытого под рубашкой и касающегося кожи. Его странное тепло пульсировало, будто на его груди дремал дракон, пока еще неподвижный. Металл цвета бронзы становился еще горячее, когда он взывал к его силам, но временные неудобства стоили того, чтоб получить что (и кого) ему было угодно.

Когда он впервые набрел на эту штуку, он и понятия не имел, что это такое. Землетрясение случилось, когда он был в машине, припаркованной на редко посещаемой стоянке среди песчаного побережья. Он как раз трахал чью-то жену на заднем сидении своего «Кадиллака», когда начались толчки, и сперва принял эти движения за часть их «троеборья в постели». И пока вопли его подружки не достигли более высокого тона, чем обычно, он не осознал, что земля в буквальном смысле двигается.

После, пока дамочка некоторое время поправляла одежду и макияж, Джонатан спустился на пляж. Ему всегда нравилось смотреть на маленькие сокровища, которые выбрасывало на берег после шторма, и у него была небольшая коллекция стеклышек, монеток и всяких штуковин, которую он пополнял с тех пор, как был ребенком.

Волны были больше, чем обычно — вероятно, из-за землетрясения, а влажный песок хрустел под его ногами. Он нагнулся, чтобы перевернуть кусочек разбитой раковины, как вдруг морская пена вынесла к его тщательно начищенным итальянским мокасинам неожиданный подарок — небольшой ларец размером с ладонь, сделанный из чего-то похожего на камень, но по весу совсем легкий. Когда он открыл его, внутри была только одна вещица: медальон цвета бронзы с непонятными символами или надписью по краям, висящий на потускневшей серебряной цепочке.

Вещь не выглядела дорогой, но по какой-то причине, когда его спутница, спотыкаясь, спустилась вниз с парковки, он спрятал медальон за спину, крепко стиснув его в руке.

— О, ради всего святого, ты перестанешь уже тут копаться и отвезешь меня обратно в город? — потребовала она раздраженно. — Мне нужно попасть куда-нибудь, где ловит мобильник, чтоб выяснить, что с моей семьей и убедиться, что они в порядке.

— Пять минут назад ты о семье не беспокоилась. — заметил Джонатан. — Хватит ныть, ладно?

На удивление, она замолчала. На пляже какое-то мгновение царила тишина и Джонатан ощутил тепло, исходящее от зажатого в руке ожерелья; это настолько удивило его, что он почти выронил вещь.