Безумство - страница 20

стр.

Удивительно, как быстро меняется сознание, когда мир начинает разваливаться на части. Сидя на скамье католической церкви Святой Троицы в Роли, в глубине тишины, которая окутывает затемненные альковы и заглушенные исповедальные шумы. Давление от неё бьется о мои барабанные перепонки, она душит меня... и я не могу не чувствовать облегчения.

Никто не спрашивает меня, могут ли они что-нибудь сделать для меня.

Не знаю. Как насчет того, чтобы вернуть к жизни моего мертвого младшего брата?

Никто не дает мне дурацких гребаных советов о том, как ориентироваться в опасной местности горя и потерь, и когда это, бл*дь, пройдет.

Думаешь, что я бывал здесь раньше? Думаешь, что я сидел и ел ту же самую горькую пищу, что и сам Мрачный Жнец? Мы же лучшие гребаные друзья, придурок.

Никто не спрашивает, все ли со мной в порядке.

Нет, конечно, я нихрена не в порядке. Да что с тобой такое, черт возьми? На какой планете я действительно буду в полном порядке?

Если я глух к бесконечным вопросам и тошнотворной жалости в их голосах, то мне не нужно сдерживать свой гнев. Мне не нужно заставлять себя проглатывать свои гневные ответы, когда они горят в задней части моего горла, как наполненные кислотой волдыри.

Я так долго общался с людьми, притворяясь, что меня не существует, что теперь они все терзаются сочувствием и чувством вины, изо всех сил стараясь проверить меня, и я не знаю, как справиться с их вниманием. Мне это не нужно. Мне это нихрена не нужно. Мне нужно, чтобы все это исчезло, чтобы никогда, бл*дь, этого не случилось. Мне нужно... Боже, больше всего на свете мне нужна Сильвер.

Укол вины щемит мне грудь. Я должен быть с ней прямо сейчас. Она уже отправилась в квартиру, разыскивая меня, но меня там нет. Если бы я остался, она бы отговорила меня сойти с карниза. Ее прекрасные голубые глаза встретились бы с моими, и я пошел бы с ней, хотя бы для того, чтобы остановить ее страдания во время очередных проклятых похорон. Мне нужно было выбраться оттуда, прежде, чем я увижу ее в траурном платье, и мое собственное чувство долга начнет действовать.



Я не мог, бл*дь, сидеть на скамье перед удручающе пустой Пресвитерианской церковью, тупо уставившись на гроб, зная, что в нем лежит безжизненное, холодное тело Бена. Мне потребовались бы самые последние запасы энергии и то немногое, что осталось от моей воли к жизни, чтобы пройти через такую службу, а мне нужно и то, и другое, чтобы завтра утром не броситься в озеро Кушман.

Как просто было бы позволить чистой ледяной воде затопить меня, наполнить и утащить вниз, в темноту? Кажется, это вполне логичное решение проблемы, с которой я сейчас столкнулся. Мне очень больно. Я страдаю сверх всякой меры, которую испытывал раньше. Если бы я опустился ниже неподвижной зеркальной поверхности озера и позволил терпеливым водам забрать меня, тогда все было бы кончено. Больше никакой боли. Больше никаких страданий.

Только…

Самоубийство никогда не будет для меня вариантом. Нет, пока Сильвер дышит. Я знаю, каково это — быть брошенным, выживать после того, как кто-то, кого ты любишь, пробивает свой билет в путешествие в один конец. Это судьба хуже смерти — существовать в мире, где человек, которого ты любишь, решил, что лучше умереть, чем остаться и любить тебя в ответ. Это не просто. Это никогда не бывает просто. Но именно так это и ощущается, черт возьми.

Мою мать преследовали ее призраки. В последние два-три года перед смертью она не знала ни минуты покоя. Черный пес всегда склонялся над ней, оскалив зубы, не давая подняться ни на секунду. И несмотря на все это, она старалась. Она просыпалась каждое утро и заставляла себя встать с постели, она пыталась. В большинстве случаев ей это не удавалось. Она была очень сердита. Одержима манией. У нее начались галлюцинации, она брыкалась и кричала. Усталость заставила ее сунуть ствол пистолета в рот, а отчаяние заставило нажать на курок. Мне потребовалось много времени, чтобы понять: то, что она сделала в тот день, вовсе не означает, что она недостаточно любит меня. Просто боль и бесконечная, бездонная агония от того, что она жива, были слишком велики, чтобы она смогла преодолеть их.