Безымянное - страница 8
— Ну не симулирует, а как сказать-то?.. Типа сдвиг такой.
— Природа заболевания пока не установлена. Он считает, что вряд ли это психическое. Ему кажется…
— Да знаю, знаю. Он думает, это ноги, сами. Но мне что-то не особенно верится. По-моему, он просто едет крышей.
— Последи-ка за языком, барышня.
— Его все устраивает — иначе он бы с собой справился.
— Как ты со своим весом? — спросила Джейн. Бекка дернулась, будто от пощечины, и на секунду, прежде чем разразиться упреками и слезами, мать и дочь застыли, осознав вдруг после долгого взаимного безразличия, какую боль могут друг другу причинить. В Джейн полетел медиатор.
— Уходи!
— Прости, я не должна была так говорить.
— Уходи!
— Я просто хотела, чтобы ты поставила себя на его…
— У-хо-ди!
В комнате было холодно. К облегчению Джейн, Тим никуда не делся, спал поверх постели в пуховике, словно прикорнув на минутку. В темноте слышалось его неровное, тяжелое дыхание, и пахло потом.
Джейн забралась под одеяло. Холод ее не пугал, наоборот, даже радовал. Сегодня ты молодая женщина, а завтра — одышливый комок тревожных симптомов. Приливы жара, ночной пот, перепады настроения, бессонница… И никакой человеческой возможности объяснить ему, мужчине, каким испытаниям подвергает ее собственный организм. Можно поговорить с гинекологом, тот поймет. Можно поговорить с подругами. А у него слово «приливы» в одно ухо влетит, в другое вылетит. Как, наверное, мучились бы доктора, убеждая ее, что это «просто сдвиг», и как мучилась бы она сама, описывая симптомы, о которых больше никто никогда не слышал. К счастью, нужды в этом нет. Ее недуг широко распространен, фармацевтические компании тратят миллионы на лекарства, облегчающие страдания. Пусть с каждым приливом она сражается сама, но в этой войне она не одинока.
После наступления менопаузы Джейн перестала задаваться вопросом, не сходит ли ее муж с ума. Она вообще перестала задаваться вопросами. Она не знала, чем он одержим. Не могла знать. Ей было все равно. Он не понимает ничего в приливах, а она — в хождениях. Они с ним словно два непроницаемых шара, соприкасающихся одной точкой поверхности, но не пересекающихся, не способных дышать тем, чем дышит другой. Джейн предпочла поверить мужу на слово: если он говорит, что сбой происходит не в голове, а в мышцах, значит, так оно и есть.
Специалисты выдвигали разные предположения — клинический бред, галлюцинации, даже диссоциативное расстройство личности. Но он говорил: «Нет, я себя знаю». А еще: «Я просто себя не контролирую». Психика не нарушена, разум остается ясным. Если он не владеет собой, значит, что-то владеет им. Не в оккультном смысле, нет. Просто какая-то неизвестная структура организма захватывает власть и подчиняет себе тело — перепуганная душа мчится на потерявшем управление поезде неразумной материи, таращась в ужасе из кабины машиниста. И это он, ее муж. Джейн протянула в темноте руку и коснулась укутанной в пуховик груди.
На следующий день она, словно в вязком тумане, вела переговоры, принимала предложения и планировала показы на конец недели. Между делом звонила Тиму на работу. Он всегда снимает трубку с первого гудка, а секретарь — с третьего, поэтому на втором гудке можно дать отбой и перезвонить позже. Снова и снова она попадала на второй гудок и сразу же вешала трубку. Связываться через секретаря не хотелось. Лучше не знать, вышел ли Тим из офиса. Пока не знаешь наверняка, можно представлять его на заседании в кондиционированном конференц-зале — элегантные костюмы, стаканчики с латте, стопки переданных противной стороной материалов по делу… Ради этой корпоративной пасторали он и живет. Ради нее пала жертвой дверца от бардачка — ради незыблемости, ради вечного триумфа гладкой жизни без встрясок. Да здравствует обыденность!
В начале вечера она снова набрала его номер, и снова он не ответил. Не ответил, потому что как раз входил к ней в офис. Едва Джейн положила трубку — и вот он, собственной персоной, стоит на пороге с цветами.
— Прости за вчерашнее, — сказал Тим. — За кулачный бой в машине.
Он вручил ей букет, и они отправились на ужин.