Библейские образы - страница 27

на горе Синай Моше поднялся на вершину, в туман и облако, где Всевышний говорил с ним, а Иеошуа, сопровождавший Моше до определенного места, остался на посту. Иеошуа тоже стоял над народом, но был не так далек от него, как Моше. Тем не менее именно Иеошуа был первым и единственным, кто видел не разбитые Скрижали завета, когда Моше спустился с горы. Иеошуа был тем, кто сопровождал вождя народа и пророка и в конечном счете осуществил его стремления.

В разговорах между ними ощущается странная близость, хотя они не были родственниками. Моше говорил с Иеошуа почти как с сыном, и тот отвечал ему сыновней любовью. Когда Эльдад и Мейдад осмелились пророчествовать без ведома и разрешения Моше, Иеошуа, узнав об этом, воскликнул: «Господин мой Моше, воспрепятствуй им!» (Бемидбар 11:28). Иеошуа сказал это в спонтанном порыве ревностной заботы о чести и величии учителя: как смеет кто-то, кроме Моше, поднять голос в Б-жественном пророчестве?! Что же касается реакции Моше, то в ней сквозит и тонкий юмор, и симпатия к ученику: «Не ревнуешь ли ты за меня?!»

Разумеется, Иеошуа ревновал; он был озабочен тем, чтобы авторитет Моше не был задет. Сам Моше, проявляя широкий взгляд на вещи, мог воскликнуть: «О, если бы все в народе Всевышнего были пророками!» Моше, провидец и мыслитель, мог позволить себе быть великодушным, но Иеошуа, будучи практичным человеком, понимал, что у народа должен быть один лидер и только один.

Проблема разделения полномочий священника и вождей (или судей, а затем царей) то и дело возникала в истории Израиля. Иеошуа столкнулся с этой проблемой в самом начале своей деятельности: по велению Всевышнего Моше поставил во главе народа Иеошуа, но при этом ограничил свободу его действий решениями священника Эльазара (Бемидбар 27:21). Так были определены два типа руководителей народа: светский глава и военный предводитель (Иеошуа) и духовный руководитель, священник (Эльазар, сын Аарона). Однако Иеошуа не принял эту идею двойного руководства; он, видимо, не верил в эффективность равного статуса двух лидеров (впрочем, Моше и Аарон тоже не были реально равны) и действовал соответственно.

Иеошуа превосходил своего учителя в более реалистическом понимании ситуации. Поэтому именно он, а не Моше, оказался тем, кто осуществил начатое Моше великое дело завоевания Земли Обетованной. В то же время Иеошуа в полной мере сознавал свое место «слуги Моше» и ревностно исполнял повеления учителя. И, завершив задачу, возложенную на него Моше, Иеошуа снова и снова подчеркивал, что он был лишь исполнителем великого замысла учителя.

Прощальное собрание, на котором Иеошуа сообщил народу о завершении своей миссии, — необычное явление в истории. Иеошуа отказался от власти, которой умел пользоваться, распустил войско, которое сам же сформировал, и провозгласил утопический уклад жизни без государства, то есть без центральной власти, чтобы каждый все решал сам за себя. Иеошуа закончил свою миссию, завершив великую эру в истории народа. На этом необычном собрании он сделал обзор прошедших событий и заявил: наши отцы жили по другую сторону реки и поклонялись другим богам; ныне Всевышний привел нас в эту страну, где мы должны поклоняться Ему. Обещание, данное Всевышним сынам Израиля, выполнено, и им предоставлена свобода выбора между служением Всевышнему или другим богам.

Иеошуа в полной мере сознавал, что его жизненная задача заключалась в продолжении и завершении дела Моше, в подведении народа к новому рубежу его истории. Начиная с этого момента, Израиль стал действовать по своему собственному разумению; на него была возложена ответственность самостоятельности. Иеошуа знал природу своего успеха и не предпринимал попыток основать династию правителей, показав в этом своем последнем деянии, что хорошо понимал и сущность новой эпохи, и свою роль в истории.

Среди образов пророчиц, описываемых в Танахе, наиболее полно обрисован образ Дворы, которая была не только пророчицей, но и судьей в Израиле[9]. Этот факт сам по себе характеризует ее как личность необычную, поскольку можно с уверенностью утверждать, что в те времена, как, впрочем, и в последующие, должность судьи принадлежала мужчинам. Правда, комментаторы считают, что роль Дворы как судьи была вторичной по отношению к ее роли пророчицы. Иными словами, она стала судьей потому, что была пророчицей, а не наоборот.