Библейские образы - страница 38

Анализируя особенности человеческой психологии и, в частности, характера Шауля, мудрецы отмечали: «милосердный к жестоким будет жестоким к милосердным». Это высказывание может показаться противоречивым, тем не менее и жестокость, и милосердие были присущи Шаулю; в этом отношении он был неспособен сохранять равновесие, бросаясь из одной крайности в другую. Поэтому он не мог заставить себя уничтожить всех амалекитян, хотя именно для этого, следуя Б-жественному повелению, пошел на войну. При этом он без колебаний приказал убить всех жителей города священников — мужчин, женщин и детей. Шауль пожалел худших из врагов Израиля, но проявил немыслимую жестокость по отношению к совершенно невинным людям. Склонность Шауля к состраданию, с одной стороны, и безжалостность, с другой — это результат его неспособности властвовать над чувствами. Противоречия в поведении — милосердие и жестокость, нерешительность и импульсивность — превратили жизнь Шауля в трагедию: ведь во всем, что он делал, даже в худших своих деяниях, Шауль был прямодушен; он не сознавал греховности своих действий, полагая, что поступает правильно. Преследуя Давида, он был убежден, что действует в интересах государства, а не из личной злобы. Шауль питал симпатию к Давиду, даже стремясь убить его, — и это определяло сложность их отношений. Шауль был одержим мыслью, что Давид угрожает его положению царя, и считал необходимым во что бы то ни стало утвердить свое царствование, уничтожив потенциального соперника. Вместе с тем, называя Давида «сын мой», он не кривил душой, ибо, повторяем, испытывал к нему глубокую личную симпатию.

В странных отношениях этих людей и проявляется сущностное различие между Шаулем и Давидом. Давид испытывал перед Шаулем и страх, и благоговение как перед помазанником Б-жьим. Но, в отличие от Шауля, Давид был олицетворением разума, контролирующего эмоции, и потому гораздо больше подходил для роли правителя страны.

Комментируя падение царствования Шауля, мудрецы отмечали, что, по существу, он был беспорочен: не проявлял низости, вожделения или даже личной ненависти — качеств, обычных для других царей, но именно эта душевная чистота и мешала ему быть правителем. Направлять судьбу народа может лишь тот, кто знает свои недостатки и понимает недостатки других. Это должен быть человек, умеющий не реагировать на оскорбление и несправедливость, если того требуют интересы страны; человек, трезво оценивающий политическую реальность, которая является преломлением данного момента в конкретных обстоятельствах. Всеми этими качествами обладал Давид, тогда как Шауль, с его прямодушием и простотой, с его наивной верой в то, что его действия, действия помазанника Б-жьего, всегда правильны, часто путался в паутине сокрушавших его событий. В определенном смысле крах Шауля — это крах хорошего человека, взявшегося за дело, для выполнения которого нужно быть не столько «хорошим», сколько мудрым и способным к выполнению своей задачи. Шауль не мог справиться с возложенной на него миссией в силу особенностей своей личности, и на престол Израиля взошел человек, несравненно более подходящий для этой роли, — Давид.

Дочь Шауля Михаль принадлежит к числу женских персонажей Танаха, вызывающих особый интерес. Это, пожалуй, одна из наиболее романтических библейских героинь.

Из текста Священного Писания Михаль предстает перед нами как человек глубоко пассивный: она мало говорит и мало что делает по своей воле, но те немногие слова, которые произносит Михаль, все же весьма существенны для понимания ее характера.

Сила библейского повествования состоит в том, что люди и события обрисованы скупыми, но резкими линиями, образующими лаконичные наброски. Обычно почти ничего не говорится о мыслях действующих лиц; нет пространных диалогов. Стиль Танаха существенным образом отличается, скажем, от стиля греческой драмы, которая, в основном, опирается на монологи действующих лиц, объясняющих в этих монологах свои переживания и чувства. А когда монолога недостаточно, пробелы в создаваемой картине заполняет хор, продолжающий повествование. Это дает автору возможность выражать свои собственные идеи дидактического, нравственного и философского характера.