Библейские образы - страница 46

Другим фактором, обеспечившим успех мятежа, явился характер самого Йе’у — его необузданный нрав, свирепость, его безумные выходки. Бешено мчась в колеснице, он ошеломляет вышедших навстречу ему людей криком: «Что тебе до мира? Поворачивай за мной» (Млахим II, 9:19). Надо полагать, что именно благодаря эксцентричности своего поведения Йе’у смог занять важное положение в войске Ахава, приобрести силу и влияние и обеспечить лояльное к себе отношение других военачальников. Даже Давид в свое время использовал подобный прием. Чтобы спасти свою жизнь, он притворился сумасшедшим перед царем Гата. Во всяком случае, эта тактика — разыгрывать безумного, — кажется, действительно защищала Йе’у от подозрительности Ахава. Она дала ему возможность не только выжить, но и, в конечном счете, захватить власть при первом же предоставившемся случае. Похоже, что он покорил народ самой странностью своего поведения. Йе’у свирепо расправился с Изевелью и сыновьями Ахава. По его приказанию Изевель выбросили из окна на съедение собакам, а в письмах к израильским старейшинам Шомрона он требовал, чтобы ему прислали головы семидесяти сыновей Ахава. Свирепость Йе’у проявилась и при истреблении пророков Баала (Млахим II, 10:1,2).

Разумеется, не впервые политические противники уничтожались так беспощадно и так быстро, и Йе’у, не считающийся ни со своей, ни с чужой жизнью, не так уж необычен в своем авантюризме и яростной напористости.

Личностям, подобным Йе’у, присуща определенная манера вести себя: никогда нельзя было быть уверенным, шутят они или серьезны. С одинаково безразличным выражением лица они разыгрывают фарс и предпринимают быстрые, наводящие ужас действия. Подобный нрав, вызывающий страх и отвращение, был присущ не только Йе’у. Тираны подобного рода почти всегда выбирают ту или иную манеру поведения, стремясь скрыть свои замыслы. Некоторые исторические личности изображали простодушие или бестолковость. Йе’у, человек крайне жестокого нрава, театрально разыгрывал ярость, и именно эта театральность сбивала с толку его противников, которые не принимали ее всерьез до тех пор, пока не расплачивались за свою недогадливость головой.

Эти особенности личности Йе’у, наряду с благоприятно сложившимися для него обстоятельствами, обеспечили многолетнее существование его деспотического режима и установление новой династии правителей Израильского царства.

Образ Изевели, жены царя Ахава, следует рассматривать с учетом того, что она была в Израиле чужестранкой, пришедшей в страну евреев из мира, воззрения которого, как положительные, так и отрицательные, радикально отличались от понятий израильских царей. Даже грешник Ахав, нередко преступавший закон, не нарушал многих норм, присущих еврейству того времени. Но действия Изевели были несовместимы с образом жизни израильских царей, поскольку они все соблюдали некоторые еврейские традиции и как личности в какой-то мере оставались евреями. Арамейские цари считали, например, что «цари Израиля — милосердные монархи». И хотя милосердие это зачастую было политически неразумным, сама натура этих людей требовала, чтобы они были такими.

В этой среде Изевель была чужим человеком, с чуждыми евреям взглядами, ценностями и понятиями. Священное Писание осуждает Ахава как грешника, вовлекавшего в грех других. Пророк даже предвещал, что за это его потомки будут истреблены все до единого. Однако о нем сказано: «Ахав, делавший неугодное в глазах Б-га, к чему подстрекала его жена его Изевель» (Млахим I, 21:25). Иначе говоря, Ахав представлен как грешник, но такой, грех которого был результатом влияния его жены. После смерти Ахава могущество Изевели возросло, хотя формально ее права на власть уменьшились.

Характерно, что Изевель действовала в личных интересах, а не в интересах своего отца или своей родины, Сидона. Она делала то, что считала важным для Израильского царства, пытаясь укрепить царскую власть вообще и положение мужа в частности. Она не в состоянии была понять уникальность еврейского государства, где, в отличие от соседних стран, царь был своего рода конституционным монархом: его власть была ограничена законами Торы. Большое значение имело и то, что в своих поступках цари Израиля были до некоторой степени сдерживаемы моральным чувством. Изевель же была олицетворением чуждого еврейству мировоззрения, в соответствии с которым царь воспринимается не только как абсолютный правитель, но даже в некоторой степени как божество, а поэтому воля царя воспринималась как закон и основа моральных принципов.