Библиотечка журнала «Советская милиция» 6(24), 1983 - страница 9

стр.

Когда-то в этой квартире все было не так. Повсюду следы неухоженности, грязь, побитая мебель. По углам батареи пустых бутылок.

Неужели сюда опять хочет вернуться Запрудный?..

Наташа появилась с кипящим самоварчиком.

— Откуда у тебя книги? — Он кивнул в сторону смежной комнаты.

— Ой! — просияла Наташа. — Совсем забыла! Я ведь в текстильный техникум поступила, по вечерам на второй курс хожу.

Восторженным восклицаниям не было конца. Ее рассказ с лекций перескакивал на ткацкие машины, челноки, затем на семинары, а с них на пряжу, используемую для основы. Но чем дальше слушал Решетов, тем больше убеждался, что Наташа что-то недоговаривает. Настораживала несколько излишняя веселость, явная возбужденность.

— Учеба-то — дело нужное, — вставил он, уловив паузу. — Нынче без нее нельзя. Сейчас тебя учат, потом, глядишь, и ты наставником для других будешь. — И как бы невзначай добавил: — А замуж-то когда?

От него не ускользнуло, как дрогнула в ее руке ложечка, которой она размешивала сахар.

— Не собираюсь, мне и одной неплохо, — ответила Наташа каким-то чужим, охрипшим голосом.

— Почему это одной? А Петька? Разве ты его не ждешь?

— Ждала. Думала устроить жизнь, как у всех людей… Да толку…

— Что так?..

— Выгнала я его. — Не сдержавшись, она зарыдала, по-детски, кулачком размазывая побежавшие слезы. — С другой спутался…

Решетов почувствовал себя беспомощным при виде ее слез. Он полез за сигаретами, но не закурил, а выложил перед собой. Наташа все не могла остановиться. Чтобы успокоить ее, майор спросил:

— Откуда знаешь? Поймала, что ль?

— Нет. Гляжу, пропадать начал неделями. Поначалу сказал, что устроился проводником на железную дорогу. Проверила — оказалось, обманул. Как до объяснений дошло, изворачиваться начал. Потом пошли то рыбалка, то охота. Последний раз мотался-где-то с полмесяца. Спрашиваю, уж не за тиграми ли ездил? Засопел и говорит: «Пятнадцать суток отбывал». А сам в свежей рубашке с золочеными запонками. Не выдержала я, психанула, скандал ему устроила… С тем и выставила за дверь. — Наташа подняла покрасневшие глаза. — За что мне такое, Павел Васильевич? Неужели я заслужила?

— Кто же она, эта разлучница?

— Симка Халюзина.

— Халюзина? — Инспектор посмотрел на Наташу. — Не может быть!

— Может, Павел Васильевич. Я сама видела, как он к ней в дом входил. Противно, конечно, следить, но пришлось…

Они еще посидели некоторое время. Майор, отхлебнув остывшего чая, взглянул на часы, поднялся.

— Спасибо, Наташенька, за угощение. Мне пора.

— Не за что. На здоровье. — Женщина грустно улыбнулась: — Заглядывайте, вы совсем меня забыли.

— Зайду. Выберу минутку посвободней и загляну. — И уже в коридоре, принимая подсохший плащ, одобрительно произнес: — Петьке правильно от ворот поворот показала. Поверь мне, больше он к тебе не заявится.

Майор сосредоточенно шел по вечерним улицам, не обращая внимания на спешивших мимо людей. Дождь перестал. Очистившись от туч, небо мерцало холодной россыпью звезд.

Обдумывая сказанное Супрягиной, Решетов пришел к выводу: Запрудный скрывает от нее свое знакомство с Халюзиной. И неспроста. Но вовсе не потому, что он любовник Серафимы. Причина иная: в преступной группе верховодит давнишний сожитель Халюзиной — Штихин Яков Иванович, матерый мошенник, по профессии ювелир. Давая ей заработать, Штихин вполне мог привлечь ее к исполнению в его сценарии роли уборщицы подъезда.

Все как будто бы было логичным. А раз так, то неизвестным оставался только «иностранец». Но придет и его черед — в этом инспектор уголовного розыска не сомневался.


С ПЛАНОМ задержания преступной группы Решетов познакомил следователя Купашова поздно вечером, накануне назначенной к проведению операции. Инспектор выложил перед капитаном две тощие папки, однако уместившие в себе плоды напряженной трехсуточной работы уголовного розыска.

— Читай. Узнаешь, чем тут мы занимаемся, — пошутил он.

В тишине кабинета отчетливо слышался шелест переворачиваемых страниц. За полузакрытыми окнами угадывались звуки отходившего ко сну города. Наконец Купашов отложил папки в сторону, помолчал, затем спросил: