Бифуркатор - страница 40
— Значит, у людей под ником Доктор Вечность там всё схвачено. Можно предположить, что они забыли упомянуть полицию, потому что ума не хватило, но если они шлют такие посылки, как нам сегодня… Поверь, у них ВСЁ схвачено. И дураками назвать их вряд ли можно.
Я вздыхаю. Мне страшно, во мне спорят сразу тысячи миров, я не знаю что делать. Но в школе часто оказываешься в ситуации, когда хочешь сделать глупость и боишься. Но если рядом оказывается друг, который подбивает тебя на совершение поступка, — ты срываешься. Пыл и решительность Стёпки меня возбудили. Когда ты один отстаиваешь свою идею, её уязвимость и слабость не дают тебе покоя, но если вас хотя бы двое, то начинаешь верить, будто ты неуязвим.
— Хорошо, — вздыхаю я. — Это вообще, что за адрес? Что там находится?
— Если не ошибаюсь, — Стёпка отодвигает меня, хватается за мышку и открывает спутниковые карты Яндекса. — Это тот офисный двухэтажный дом на окраине нашего района. Помнишь его?
— Такое жёлтое здание, — хмурюсь.
— Оно самое.
— Чёрт, да я там не раз бывал. Там же всякие фирмы! Починка принтеров, компьютеров, какая-то фотостудия. Я там с отцом был. Там народу полно. И как там могут располагаться такие вот… бандиты?
— Они нисколько не бандиты, а если и бандиты, то во времени, со сверхъестественными способностями.
Увеличив карту по максимуму, Стёпка включил панораму и я увидел ту самую жёлтенькую гордую двухэтажку, завешенную рекламой.
— В фильмах супергерои всегда работают какими-нибудь журналистами или они ученики-неудачники, — говорит Стёпка, рассматривая фото.
— Это не супергерои, это суперзлодеи, — мрачно констатирую я.
— Какая разница. Во-первых, мы точно ещё не знаем. Во-вторых, суперспособности у них точно имеются.
— Мозг выносит, — вздыхаю я.
Позже я собираюсь домой, и мы спускаемся в гостиную. Видеть Серого не хочется, особенно, после того, как мы сделали из него шизофреника. И только на лестнице я вспоминаю, о наказе Доктора Вечности: прибыть втроём. Каким бы сверхкрутым ни был этот доктор, Сергея брать с собой мне совсем не хотелось. Не потому, что я вдруг разочаровался в нём — нет, он продолжал оставаться в списке близких людей, — а потому, что стало жалко его. Приземлённый разум школьного нападающего по футболу не мог выдержать столько информации, разрушающей его стереотипы.
Серый развалился на диване и скучно переключал каналы.
— Эм… Артём уходит, — говорит Стёпка.
Сергей кивает, чуть прикрыв печальные, как мне показалось, глаза.
— Хорошо, нам надо с тобой поговорить. Возвращайся быстрее.
Холодок страха объял нижнюю половину тела, я глупо машу рукой и неуклюже открываю дверь:
— Я пошёл.
Позже, вечером, в аське, Стёпка рассказал мне суть их разговора, чем вновь удивил меня. Серый попросил больше ни во что не ввязываться, а он выгородит Стёпку с папиными канарейками. Возьмёт вину на себя, сказав, что нечаянно оставил окно и клетку открытыми. Кровь они старательно отчистили.
Я с полчаса лежал в кровати и ошеломлённо глядел в потолок. Если за завтраком Сергей и дал повод усомниться в его авторитете, то сейчас героизм качка-футболиста зашкаливал выше отметки отлично. Я бы никогда не взял на себя ответственность за содеянное, да я вообще лучше бы свалил вину на Андрюху.
Через какое-то время снизу раздаётся пару криков. Отец с матерью опять не поладили. А какой-то вшивый месяц назад у нас была идеальная семья. Я вздыхаю и печально поворачиваюсь на бок, но уже через пятнадцать минут в комнату входит папа.
Попав в мрак занавешенных штор, он изображает растерянное лицо и спокойным — насколько у него это получается — тоном спрашивает:
— Что у тебя тут как в могиле? Свет бы включил.
Прикрыв дверь, он падает в кресло и потирает лицо. В плотном мраке силуэт папы едва заметен. Мне кажется, сейчас состоится серьёзный разговор, но почему-то пофигу. Во мне разливается сонливая и непонятная безнадёга.
— Ну хоть ты что ли с ней поговори, — тихо просит отец.
— А что я ей скажу?
— Давайте уж похороним Андрюшку со всеми почестями.
Я вздыхаю и переворачиваюсь на спину. В глубине души я предполагал, что подобный разговор с отцом рано или поздно состоится, и, к сожалению, я к нему не готов.