Бифуркатор - страница 45

стр.

— Ты чего?! — восклицает он. — Да ты Андрюху до самого конца опарышем называл? Да ты его ненавидел! А сейчас ты собираешься жизнью ради него рисковать?

— Я не знаю, — пожимаю плечами. — Когда он исчез, оказалось, что я его не ненавижу. Вот. Впрочем, я вас понимаю. Это же мой брат. Я не хочу вас ни к чему обязывать. Я поеду один.

— Нет! — тут же отрезает Стёпка. — Между прочим, это была моя теория. Я тебя обнадёжил, поэтому, мне тоже отчитываться. Поедем вдвоём, а Серый дома останется.

Теперь Серёга раскрыл рот и выпятил глаза.

— Я не пойму, что тут такое? Выставляют стратегию против меня?! — задыхается он.

— Никто против тебя не выстраивает стратегию, — сухо отвечает Стёпка, не глядя на брата и засовывая руки в карманы. Но я-то знаю, мой друг сейчас умело манипулирует мнением старшего. — Съездим в приключения, вернём Андрюшку, а ты позаботишься об отце в моё отсутствие.

— А кто будет заботиться о тебе?! — восклицает Серый. — Ты хочешь, чтобы отец оплакивал мать и тебя? Ну уж нет! Я просто тебе приказываю: ты никуда не поедешь! Или я позвоню сейчас отцу и всё расскажу.

Теперь Стёпка и злится, и теряется. Да даже я немного пугаюсь, разговор перешёл на серьёзные интонации.

— Давайте вы решите этот вопрос сами. — Мне внезапно не хочется быть центром семейного конфликта. О поездке для себя я уже решил. — Давайте выйдем наружу, посмотрим, какой подарок нам оставили за дверью, и по домам. Я сегодня разузнаю про билеты, и завтра отправлюсь. А вы уж сами решите.

— Тёмка говорит правду, — кивает Серый. — Нам надо расходится. Но я для тебя уже всё решил, ты меня понял? — Он указывает на Стёпку.

— Понял, — ноет тот, опустив взгляд и продвигаясь к двери.

В коридоре на полу мы находим канцелярский файл, в который вложена карта Сбербанка. Но если бы на этом всё. В файле прятались паспорт Сергея и свидетельства о рождения моё и Стёпкино.

Сергей рассматривает документы с выпученными глазами.

— Это действительно мой паспорт. Тут даже первые странички замызганные, потому что я намочил паспорт под дождём. Как они это сделали?

— Думаю, они способны на большее, — мрачно заявляет Стёпка.

— Так! — Сергей вручает мне моё свидетельство и карточку сбербанка. — Делай что хочешь, а мы идём домой.

Кажется, Серому пришёл предел. Забрав файл со своими документами, он хватает Стёпку за руку и спешит на улицу. Я едва поспеваю за ними. У ворот своего дома они даже не оборачиваются и сразу заходят во двор. Я вздыхаю, снижаю скорость и бреду к своему чертогу, что виднеется через несколько коттеджей.

И вот я остался один. Мне страшно и смешно. Я ни разу не пользовался банкоматом, ни разу не покупал билеты, ни разу не был на вокзале даже. Мы выезжали с родителями иногда на море, но летали самолётами. Не всегда хорошо быть сыном богатеев, имеющим скудный жизненный опыт.

— Артёёёёёём! — слышу я голос мамы, когда уже почти подхожу к дому. — Артёёём! Иди сюда!

Я припускаюсь, миную изгородь и вот останавливаюсь у ворот. Мать стоит на крыльце в фартуке, руки испачканы в муке. Неужели она вылезла из раковины, в которой спряталась после исчезновения Андрюшки, и вернулась к прежним занятиям???

Но смотрит мама не на меня, а куда-то в угол двора. А потом я вижу мальчика с длинными коричневыми волосами, который бежит к крыльцу и кричит:

— Иду-иду!

У разбрызгивателя он останавливается, приседает и что-то подбирает в траве. На несколько секунд мне открывается его лицо. Мальчик младше меня, может даже года на два.

— Артём, пойдём быстрее! — зовёт моя мама, и теперь подозрительно глядит на меня.

Другой Артём, совсем не похожий даже на Андрея, одетый в детскую футболку, шорты, которые я бы назвал девчачьими, вскакивает и снова бежит к крыльцу. А сквозь сетчатую дверь мать продолжает сверлить меня взглядом, в её глазах оттенки подозрения и недовольства.

Когда другой Артём влетает на крыльцо, мать обхватывает его и вталкивает в кухню; пока закрывается дверь, её хмурый подозрительный взгляд всё ещё долбит меня. Двор замолкает, в нём никого, а я стою в оцепенении.

Конечно, отдалённо я предполагаю, что произошло, но в это ни черта не верится.