Билет на удачу - страница 10
– Старичок, – с мягкой насмешкой отзываюсь я, и Тедди смеется.
– Я и правда чувствую себя старше, – признает он. – Восемнадцатилетним. Мужчиной.
– Представляешь, мы знаем друг друга половину нашей жизни.
– Чудно так. Хотя нет, – Тедди качает головой. – Чуднее вспоминать то время, когда мы не дружили.
Я ничего не отвечаю. Мне еще слишком больно вспоминать о том времени, той половине жизни, когда я жила с родителями в Сан-Франциско: о наших совместных завтраках, прогулках в парке и сказках на ночь, как в любой нормальной семье. Думать об этом – все равно что долго смотреть на солнце. Воспоминания раскаленными вспышками мелькают перед глазами и мучительно обжигают даже полжизни спустя.
Тедди накрывает ладонью мою руку. На мне его толстовка, но я чувствую жар его прикосновения даже сквозь ткань.
– Прости, – извиняется он. – Я не хотел…
– Все хорошо, – отвечаю я, переведя дыхание. – Я не о том думала.
Тедди награждает меня недоверчивым взглядом.
– Ты можешь поговорить со мной об этом, знаешь же.
– Знаю, – машинально отвечаю я.
Он качает головой. Смотрит на меня расширенными глазами, не мигая, и, пошевелившись, задевает мою ногу своей.
– Так, как говоришь с Лео. Ты обсуждаешь подобное с ним, но можешь и со мной поговорить.
Я закусываю губу:
– Тедди…
– Знаю, это очень болезненная для тебя тема, – торопливо продолжает он. – И я не собираюсь на тебя давить. Просто ты думаешь, что я способен только дурака валять. Что я слишком легкомысленный и со мной невозможно говорить на серьезные темы. Но это не так.
– С чего тебе пришли в голову такие мысли?
– С того, что так было всегда. Ты идешь к Лео, когда тебе хочется вспоминать, и идешь ко мне, когда тебе хочется забыть.
Я смотрю на Тедди с перехваченным от чувств горлом. Он прав, просто я никогда не задумывалась над этим.
– В общем, я это к тому, что тоже могу выслушать и поддержать тебя, если ты мне это позволишь.
– Знаю.
– Я тоже могут быть хорошим парнем.
– Ты и так хороший парень.
– Пока – нет. Но я хочу им быть. Ради тебя.
Слова повисают в темноте, и я крепко зажмуриваюсь, желая поделиться с ним хоть чем-нибудь. Как жаль, что открыться ему так непросто. Тедди находит мою руку и сжимает ладонь.
– Иногда, – спустя несколько секунд признаюсь я, – мне кажется, будто я потихоньку забываю родителей.
– Это невозможно, – шепотом отвечает Тедди.
– Вспоминая о них, я словно смотрю какой-то фильм про счастливую семью. Все кажется таким нереальным.
– Дело в том, что ты вспоминаешь общую картинку, целиком, – замечает Тедди. – И тебя это каждый раз выбивает из колеи. Разбери воспоминания на фрагменты. – Он ненадолго умолкает. – Вот, к примеру, мой отец рисовал мне зубной пастой смайлики на зеркале в ванной.
– Правда?
Тедди кивает.
– Или писал короткие фразы, вроде «Настал тот самый день!» и «Берегись, мир. Я иду!».
Он говорит это с такой печалью, грустью и тоской, словно его отца тоже больше нет. Тедди потерял его, но не так, как я своего. И все же наши переживания в чем-то схожи. Мы будто делимся чем-то неведомым остальному миру, и это невероятно сближает. Я ободряюще сжимаю ладонь Тедди.
– Он делал это только по утрам, когда не завтракал в каком-нибудь вшивом казино на теплоходе, – горько продолжает Тедди. – Иногда я вспоминаю об этом.
Глубоко вздыхаю, готовясь поделиться с ним своим воспоминанием.
– Мой папа по воскресеньям готовил оладушки в форме сердца, – наконец произношу я, и сердце сжимается. – Они у него всегда подгорали, но я их обожала. А мама… – Медлю, закусив губу. – Мама всегда пела во время мытья посуды. Певица из нее была никудышная.
– Видишь? – Тедди смотрит мне прямо в глаза. – Маленькие фрагменты.
Наши головы рядом, ладони соединены, стопы соприкасаются. Мы так близки, что я ощущаю на своем лице теплое дыхание Тедди. Мы несколько долгих секунд лежим неподвижно, глядя друг другу в глаза. Сознание не вполне понимает происходящее, мысли путаются. Тедди – просто друг. Он хороший парень. Он просто поддерживает меня. И только.
Затем он придвигается ко мне, и меня перемыкает. Я безумно хочу, чтобы он меня поцеловал, но в то же время ужасно боюсь последствий. Боюсь, что все изменится, и боюсь, что ничего не изменится. Боюсь, что наутро, при свете дня, мы не сможем смотреть друг другу в глаза. Боюсь, что поцелуй будет чудовищной ошибкой и разрушит нашу девятилетнюю дружбу.