Билет в 1812 - страница 11

Рядом со мной моя жена Александра-Женевьева и мои любимые дети Поль и Женевьева. Слава Всевышнему, род де Турмон не прервётся.

Моя дочка, моя любимица. Боже, как она похожа на Женевьеву, которая осталась там, в далёком восемьсот двенадцатом. Кажется, всё случилось только вчера. Вчера мы гуляли по аллеям парка, вчера мы признавались друг другу в любви, вчера дали клятву быть вместе до самой смерти. Всё было вчера, а сегодня моим детям почти 18. Как рады были бы видеть их мои родители. Они так мечтали о внуках наследниках рода.

Год назад с оказией мне удалось отправить письмо на родину, и теперь я жду ответа. Это уже третье письмо. Видимо, первые два где-то затерялись. Я надеюсь, что все мои дорогие и любимые родственники живы. Матушка, отец, сестра и, конечно, Женевьева. Как мне хочется встретиться с ними и познакомить с внуками, но этого, боюсь, никогда не произойдёт: моя судьба здесь в России рядом с моей женой, которой я обязан жизнью.

У меня хранится медальон с портретом моей возлюбленной, написанным Давидом в те далёкие годы. Это всё, что у меня осталось от прошлой жизни, но, тем не менее, я счастлив ибо у меня есть две Женевьевы — здесь в России и там, в далёкой Франции.

Наверное, тебе покажется, что я слишком много внимания уделяю какой-то Женевьеве. Поверь, не всё так просто. Она была смыслом моей жизни. Не проходило и дня без поцелуев украдкой, признаний в любви и клятв в верности. А наши прогулки в парке, поездки к морю. Всё это было там в прошлом. Наступил 1812 год. Боже, как глуп я был тогда. Девятнадцать лет и ветер в голове. Романтическая любовь и стремление прославиться на полях сражений.

В один из зимних дней к нам приехала моя кузена Мари со своим мужем, состоявшим в свите императора. После обильного обеда мужчины удалились в кабинет моего отца обсудить последние новости. Дамы остались в гостиной пить кофе.

В тот день отец впервые разрешил мне присутствовать вместе со всеми. Я был необычайно рад такому повороту дел, так как знал, что речь пойдёт о предстоящей российской кампании. В моём представлении Россия была диким медведем, которого непременно следовало укротить и посадить на цепь. Кто же это может сделать кроме меня?

Подали вишневый ликер, и потекла неспешная беседа о предстоящем походе императорской армии на бескрайние просторы России. Все склонялись к мысли, что русские долго не продержатся и наши доблестные воины вернутся с победой не позже чем через два месяца.

Решение созрело как-то само собой: я решил вступить в армию и, вернувшись с победой и славой, предложить руку и сердце моей Женевьеве.

Поздним вечером я зашёл к отцу и сообщил о своём решении. Я убеждал его, что ровно через два месяца вернусь в наш родовой замок, и можно будет готовиться к свадьбе. Отец не разделял моего оптимизма. Ему казалось, что русский поход закончится полнейшим крахом, и поэтому неудивителен был ответ. Он наотрез отказался благословить меня и предупредил, что лишит наследства, если я покину пределы Франции.

Я решил действовать через матушку и сестру, поскольку знал, батюшка не выдержит их слёз. Так и вышло. Скрепя сердце, он благословил меня и выдал денег.

Предстояло ещё одно дело и оно, пожалуй, было самым трудным. Как обо всём сказать Женевьеве? Однако мои опасения оказались напрасны. Моя невеста не упрекнула меня ни в чём, только поставила одно условие: мы должны были съездить в Париж к знаменитой гадалке мадам Ленорман.

Я с радостью согласился и на следующий день мы отправились в столицу.

Я даже не мог предположить, что сей чудный город вижу в последний раз.

Погода не радовала: моросил мелкий, холодный дождь, а ветер пронизывал буквально до костей, Казалось, сама природа пыталась что-то сказать мне, и это что-то было явно не совсем приятным.

Мы разыскали салон гадалки, который размещался в доходном доме неподалёку от центра, поднялись на второй этаж, Женевьва дёрнула за шнурок. В глубине квартиры раздался звонок колокольчика и дверь распахнулась.

— А вот и вы. Я уже заждалась. Проходите.

Нас провели в уютную комнату меньше всего напоминавшую магический салон. Лишь одна вещь говорила о занятии хозяйки: на столе лежала нераспечатанная колода гадальных карт.