Билли «Блокада» - страница 11

стр.

Вендерс сидел на маленьком стуле рядом с комнатой для судей и листал книгу в мягкой обложке, на которой красовалась блондинка в нижнем белье.

— Твоя жена, Хай? — спросил я.

— Подружка, — ответил он, — Езжай домой, Грэнни. Прогноз обещает, что к трём часам тут будет лить как из ведра. Я жду ДиПунно и Лопеза, чтобы официально объявить, что игра отменена.

— Окей, — говорю я, — Спасибо.

Я направился к выходу.

— У этого твоего чудо-мальчика всё в порядке с головой? Потому что он разговаривает сам с собой в "доме". Шепчет — хер заткнёшь.

— Он, конечно, не вундеркинд, но и не сумасшедший, если ты это имеешь в виду.

В этом я ошибался, но откуда мне было знать?

— А что именно он говорит?

— Да я толком и не расслышал, когда стоял позади него во второй игре с Бостоном, но он говорил о самом себе в этом… как его? … третьем лице. Сказал что-то вроде: "Я могу сделать это, Билли". А после того, как не смог поймать мяч, отскочивший от биты, который мог стать третьим страйком, он сказал: "Прости меня, Билли".

— И что с того? До пяти лет у меня был невидимый друг по имени Шериф Пит. Мы с Питом были грозой шахтёрских городков.

— Да, но ему-то уже не пять. Разве что мозгов у него, как у пятилетнего, — Вендерс постучал себя по толстому черепу.

— Возможно, его показатель отбивания скоро перевалит за пять сотен, — сказал я, — это всё, что имеет значение для меня. Плюс, он чертовски хорош в "доме". Признай это.

— Признаю. Этому сукину сыну неведом страх. Что ещё раз доказывает, что у него не все дома.

Я не собирался слушать, как судья оскорбляет одного из моих игроков, и поэтому сменил тему разговора и спросил — полушутя — будет ли он честно судить завтрашнюю игру, в которой будет подавать Дузен, который для него как заноза в заднице.

— Я всегда сужу честно, — сказал он, — Дузен — высокомерный козёл, считающий, что ему давно обеспечено место в Зале Бейсбольной Славы. Он ни разу не взял на себя вину за собственные ошибки. Он — вечно спорящий сукин сын, которому пора понять, что со мной такие фокусы не пройдут. И даже после этого я буду судить честно, также, как делаю всегда. Не могу поверить, что ты об этом спросил.

А я не могу поверить, что ты сидишь тут, чешешь свой зад и называешь моего кэтчера идиотом, подумал я. Но ты это сделал.

В тот вечер я пригласил свою жену на ужин, и мы чудесно провели время. Танцевали под музыку Лестера Лэннона, если мне не изменяет память, предались нежности в такси по дороге домой. Хорошо поспали. Впоследствии я долго не мог спокойно спать — кошмары мучали.

Дэнни Дузен должен был подавать в первой из двух запланированных на тот день игр, но к тому времени мир для нашей команды уже летел в тартарары; мы просто этого не знали — никто не знал, за исключением Джо ДиПунно. К наступлению ночи мы уже поняли, что нашему сезону пришёл конец, и те двадцать две игры, что мы сыграли, почти наверняка будут стёрты из истории бейсбола, равно как и имя Блокады Билли Блейкли.

Из-за пробок я приехал поздно, но решил, что это не имеет значения, поскольку проблема с формой была решена. Большинство парней уже были там — кто переодевался, кто резался в покер, кто бездельничал. Дузен с новичком сидели возле автомата с сигаретами. Билли уже был в форме, а на Дузене из одежды были лишь плавки — не самое приятное зрелище. Я подошёл к автомату взять пачку "Винстона" и прислушался к их разговору. Говорил в основном Дэнни.

— Этот хренов Вендерс ненавидит меня, — сказал он.

— Ненавидит тебя, — повторил Билли, а затем добавил, — Хренов Вендерс.

— Да, он такой. Думаешь, он хочет, чтоб я одержал свою двухсотую победу?

— Нет?

— Хрена с два! Но я собираюсь выиграть сегодня, и клал я на него. А ты мне в этом поможешь, правда, Билли?

— Да. Правда. Билл поможет.

— Этот ублюдок будет зажимать мне зону страйка.

— Да? Этот ублюдок будет..?

— Сказал же — будет. Так что поймаешь мяч — и прижимай перчатку к себе.

— Прижимать перчатку к себе.

— Ты мой талисман, Билли-бой.

Парень расплылся в улыбке.

— Я твой талисман.

— Ага. А теперь слушай.

Это было и забавным и пугающим одновременно. Ду весь напрягся — тело наклонено, глаза горят. Вендерс был прав по поводу него, но одну вещь он упустил: Дузен был бойцом. Он хотел выиграть, как Боб Гибсон, и, как Гибсон, он был готов пойти на всё ради победы. А парень впитывал его слова как губка.