Билокси-блюз - страница 12
Я СКАЗАЛ: НЕ ПЕРЕСЧИТЫВАТЬ, ВИКОВСКИЙ!!
ВИКОВСКИЙ кладет деньги в карман, становится навытяжку.
Рядовой Эпштейн, ты можешь что-нибудь добавить?
Арнольд. Нет, сержант.
Туми. Тогда я могу спросить, почему ты решил вернуть эта деньги?
Арнольд. Так уж я решил.
Туми, Так уж ты решил. Отлично зная, что если я доложу командованию, тебя ожидает немедленное и справедливое наказание?
Арнольд. Да, я слишком хорошо это знаю.
Туми. Ты бы мог умолчать об этом инциденте. И вряд ли все это когда-либо раскрылось.
Арнольд. Я не мог допустить, чтобы пятеро невиновных людей пострадали бы из-за одного виновного.
Туми. Рядовой Виковский… Ты хочешь, чтобы я доложил об этом командованию и назвал имя виновного?
Виковский. Я только хочу свои деньги, сержант. А с этим подлецом я сам расправлюсь.
ТУМИ с удивлением смотрит на него, затем достает из кармана сложенные бумажные ассигнации.
Туми. В час ночи, когда я совершал обход, я обнаружил недопустимое равнодушие и разгильдяйство. Сундук Виковского был открыт, и в нем лежал пресловутый бумажник, представляя объект искушения для людей слабых и жадных. Я взял твои шестьдесят два доллара, Виковский, а пустой бумажник положил наместо. Я сделал это с целью тебя проучить… Но вместо этого подучилось так… что меня торпедировали.
Становится перед Эпштейном носом к носу.
Рядовой Эпштейн, неужели ты такой непроходимый кретин, что можешь принять на себя вину за преступление, которое не совершил?
Арнольд. У армии своя логика, у меня — своя.
Туми. Армейская «логика», как ты ее называешь, — это внедрение дисциплины, повиновения и безоговорочной веры в начальство. А какая у тебя, черт побери, логика?
Арнольд. Раз я в преступлении невиновен, я вправе сохранить личные мотивы при себе.
Туми. Здесь ты ошибаешься, солдат. Признаться в преступлении, которое ты не совершил, является таким же преступлением, как НЕ признаться в преступлении, которое ты совершил. Это называется обструкцией правосудию. Тебе может не нравиться наш устав, но, клянусь, ты будешь чистить все сортиры и унитазы до тех пор, пока ты не вызубришь устав слово в олово. Оставаться в казарме до особого распоряжения. Все остальные свободны на сорок восемь часов, Разойдись!!! Эпштейн!. Я хочу поговорить с тобой один-на-один! (Все расходятся по своим местам, АРНОЛЬД идет за Туми в уборную, поворачивается к нему, понижая голос.) Слушай меня, ты мушиный помет в навозной куче. Почему ты передо мной задираешься? Ты совершаешь большую ошибку. У меня есть щипцы для колки орехов, и я могу раздавить яйца тех; кто слишком задирает передо мной нос. Ты в самом деле воображаешь, что можешь меня проучить?
Арнольд. Я вовсе этого не хочу; сержант. Я стараюсь как-то поработать с вами.
Туми(искоса глядя на него). Мне кажется, Эпштейн, что у тебя батарейки сели. Или, быть может, водопроводчик отключил всю твою систему? Что значит ПОРАБОТАТЬ со мной — объясни.
Арнольд. Если вы хотите, чтобы человек работал, не унижайте его. Поднимайте наш дух, и вы добьетесь большего; только не унижайте нас как людей.
Туми. А какого черта ты вернул деньги, которые не брал?
Арнольд. Потому что я знал, что деньги взяли ВЫ. Я видел, как вы ж взяли. А выдумать преступление, которого не было, чтобы для того утвердить свои теории о дисциплине — метод по существу варварский.
Туми(подходя вплотную). Эпштейн, я могу сделать так, что начиная с сегодняшнего дня, ты будешь получать в столовой вместо еды ватные шарики и ничего больше. Тебе никогда не случалось есть ватные шарики, Эпштейн? Ты будешь их жевать до второго пришествия и ты не сможешь их проглотить. Люди, с которыми обходились мягко, не пойдут на пулемет врага. Они идут на пулемет врага потому что к их заднице приставлены штыки. Я НЕ ХОЧУ; чтобы они были человечными; я хочу; чтобы они были послушными.
Арнольд. Цари Египта учили своих рабов послушанию. И в результате они лишились и рабов и своего царства.
Туми. Ничего, пусть я тоже его лишусь, но прежде чем ты уйдешь, ты построишь мне самую большую, дьявольскую пирамиду, которой ты сам никогда не видал. Ты жалкий книжный червь, я стараюсь спасти жизни этих парней… Только встань на моем пути, и я сотру тебя в сухой куриный помет.