Биография вечного дня - страница 8
— Ты слышишь?
Он привстает на локте, его грудь вздымается, как кузнечные мехи.
— Слышу.
— А вдруг опять тот?..
Это третья, самая страшная причина их беспокойства — зловещий, наглый голос, который впервые услышали они по телефону два года тому назад, вскоре после ареста их дочери. Разговор тогда был непродолжительным и вроде бы не содержал ничего особенного:
«Аптека Манчева?»
«Да…»
«Это вы Манчев?»
«Да…»
«Извините, вы когда-то были аптекарем в Фердинанде, верно?»
«Где? Ах да, был… А что?»
Пауза. Затем вздох облегчения и радостно, с восторгом:
«Как приятно, что вы живы и здоровы! И что трудитесь теперь в нашем городе…»
«Кто это? — Аптекарь ощутил резкую боль в животе. — С кем я говорю?»
Но трубку уже повесили, слух колют короткие пронзительные гудки. Потом это тягостное молчание. Первое время аптекарь не придавал этому разговору никакого значения — по крайней мере разумом, потому что сердце, дрогнув, тотчас же сжалось в комок. Кого интересует его прошлое? И кому какое дело, что он практикует именно здесь, в небольшом городе, затерявшемся между Балканами и Дунаем?
Жена тоже не придает значения случившемуся, но непонятные звонки повторяются — раз в две недели, раз в месяц. И все тот же тон, все тот же вздох облегчения, и довольство, и какое-то даже злорадство:
«Аптека Манчева?»
«Да!»
«Очень приятно, что вы живы и здоровы… И практикуете в нашем городе…»
Как-то раз, в предвечернюю пору, аптекарь остался дома один, и при очередном разговоре у него сдают нервы — он истерично кричит:
«С кем я говорю? Что вам от меня нужно?»
В ответ слышится хохоток, потом он затихает в зловещем молчании.
«Отвечайте же, не молчите!» — настаивает аптекарь уже с отчаянием.
Его мольбу прерывает резкий краткий ответ:
«Ваш друг!»
«Что вам от меня нужно?»
Опять короткие гудки — повесили трубку. Аптекарь потными пальцами прижимает вилку телефона и садится, почувствовав слабость в коленях. Сквозь красные, зеленые, оранжевые ромбы витража струятся сумерки. С ними в аптеку точно проникает некий призрак, таинственная фигура, она стоит спиной к окну и не сводит с Манчева тяжелого взгляда. Что это — галлюцинация, игра больного воображения? Аптекарь встряхивает головой.
«Кто тут?» — шепотом спрашивает он, боясь повысить голос.
Никто не отзывается, но призрак по-прежнему стоит, у него острый нос, волосы клоками упали на лоб. И один глаз — черный, светящийся — уставился на аптекаря с беспощадным презрением.
«Эй!» — испуганно кричит аптекарь и отшатывается; под ним предательски скрипит стул. Потом он встает, собрав силы, и, бочком-бочком добравшись до выключателя, нажимает кнопку. Нет, в аптеке пусто! Он идет к двери, чтобы запереть ее на засов. Но сперва поворачивает белую табличку с надписью «Закрыто» в сторону улицы. И снова заглядывает во все уголки — конечно, ему привиделось. Но когда гаснет лампион и аптекарь поднимается в жилое помещение, он опять ощущает ужас — вполне осязаемо чье-то присутствие. Он оборачивается — да, стоит, как и прежде: все тот же острый профиль и сверлящий глаз. «Я схожу с ума… я схожу с ума!..» Аптекарь покачивается, проснувшаяся болезнь каменной лапой бьет его в затылок.
Аптекарша застает мужа в кровати, глаза его остекленели, он весь застыл, как мертвец. С того дня мрачный призрак посещает его регулярно, и всегда после загадочных телефонных звонков. Манчев привыкает к нему, смиряется с ним, хотя в глубине сознания продолжает что-то сопоставлять, взвешивать, сравнивать — что же собой представляет этот призрак, явившийся из недр воспоминаний? Видел ли он похожего человека, встречался ли с ним или это плод его больной фантазии?
— А если опять он? — прерывает его размышления жена. — В такое время он еще ни разу не звонил…
Она вдруг спохватывается и, отбросив назад волосы, торопливо накидывает на плечи старенький, некогда роскошный пеньюар из сирийского шелка.
— Может, это Елена…
— А что, может, и Елена, ведь в Плевене освободили заключенных, — бормочет аптекарь.
Его гнетет мысль: догадывается ли жена о его видениях?..
Она не слушает его, зажигает лампочку над лестницей и сходит вниз, ступени пружинят под тяжестью шагов. Аптекарь замер в ожидании, дверь чуть приоткрыта, и он не может видеть жену в черной яме аптечного помещения. И неожиданно слышит, что она плачет — приглушенно, как-то по-детски трогательно.