Биологический материал - страница 11

Молча мы прогуливались по тропинкам, переходили по деревянным мостикам над искусственными ручьями, вдыхали ароматы цветов и трав — фиалок, лаванды, тимьяна, розмарина, розы, цветков яблони, пионов. Эта смесь одновременно опьяняла и будоражила чувства.

Дойдя до главного пруда, в котором луна купала свое отражение между недавно распустившимися лилиями желтого, белого и розового цветов, мы остановились и присели на влажную от росы скамейку.

— Я часто сюда прихожу, — спустя какое-то время сказала Майкен. — Он совсем как настоящий.

Я поняла, что она хотела сказать. Ощущение было такое, словно мы и вправду за городом, в самом обычном саду, расположенном на земле, а не на верху здания без окон, куда завезли землю и где проложили искусственные ручьи и пруды под непробиваемым и наверняка подключенным к сигнализации стеклянным куполом.

— Импрессионисты, — продолжала она, — умели разбираться в цветах. В свете и тенях. Самых разных тенях — полутенях, светотенях и темных тенях. Моне словно создал этот сад, чтобы показать миру, как он видел цвета. Их силу, мощь, цель. Мне кажется, он хотел показать, что мир — это цвет. Что жизнь — это цвет. Что если бы мы только могли увидеть цвета так, как он, жизнь стала бы прекрасной. И полной смысла. Потому что красота — смысл жизни. В этом я твердо убеждена.

Майкен подняла глаза и улыбнулась мне. В полумраке ее губы казались кроваво-красными, как гранат, а глаза — двумя изумрудами на фоне белой, как слоновая кость, кожи и золотого руна волос. Я хотела ответить на улыбку, но у меня ничего не получилось: в горле застрял комок, который не давал мне говорить. Мне невыносимо было слышать слово «жизнь» из ее уст. Произнеси она это еще раз — и все чувства, которые так и кипят у меня внутри, вырвутся наружу. Гнев, горе, страх, ненависть — все это вырвется наружу через рот, нос, глаза. Но я не могла этого допустить. Не потому, что я боялась показать свои чувства Майкен или кому-либо другому, не потому, что хотела сохранить видимость спокойствия, а потому, что я не хотела, чтобы что-либо нарушило тишину. Я не могла допустить, чтобы хоть что-то потревожило эту чудесную тишину.

Но Майкен ничего больше не сказала. Мы просто сидели там. Потом поднялись со скамьи, чтобы пойти дальше. И тут я услышала слабый механический звук, доносившийся из кустов за нами. От неожиданности я чуть не подпрыгнула на месте и резко обернулась.

— Ничего страшного, — сказала Майкен. — Просто кто-то из охранников заинтересовался, чем это мы занимаемся так поздно ночью.

— Сюда нельзя приходить ночью?

— Конечно, можно. Просто редко кто это делает.

Тишина была потревожена. Ее словно просверлили насквозь. Мне стало холодно и противно.

Завтрак на террасе оказался шведским столом, на котором чего только не было: самые разные овощи, фрукты, белый и черный горячий хлеб, сыры, паштеты, салями, ветчина, яйца, каша, йогурт, кефир, хлопья, джем, — а на столе рядом на плитке чай, кофе, сок и молоко.

Эльса взяла только чашку кофе и тарелку мюсли с йогуртом и порезанными фруктами. Я же нагрузила поднос до отвала: кофе, свежевыжатый апельсиновый сок, манная каша с корицей, йогурт с малиновым вареньем и хлопьями, вареное яйцо, три бутерброда — с сыром, с ветчиной и инжирным джемом. Я знала, что не смогу все это съесть, но не могла устоять перед искушением: все так вкусно пахло, так аппетитно выглядело, а главное — было совершенно бесплатно, так что мне не нужно было себя сдерживать или как-то ограничивать.

Мы нашли свободный столик, сидя за которым можно было любоваться круглым патио с мраморными скамейками, пальмами и крупными красными цветками гибискуса. Зимний сад освещали лучи утреннего солнца. Я видела птиц, бабочек, пчел, плакучие ивы, глицинии, буки и вдали — пруд Моне с кувшинками. Эльса обвела взглядом сад и сказала устало или, скорее, с легкой апатией, а может, даже с иронией:

— Красиво.

— Ага, — подтвердила я.

Со мной все было в порядке — видимо, ночная прогулка с Майкен пошла мне на пользу. Мне даже удалось заснуть без помощи таблеток, и я чувствовала себя вполне выспавшейся, несмотря на то что долго поспать мне не дали: Эльса позвонила в восемь утра.