BioShock: Восторг - страница 2

стр.

– Рак? Вызванный оружием?

– Да, сэр. Это еще не подтверждено, но, опираясь на результаты последних экспериментов… они говорят, что такое возможно.

– Я понял. Мы можем быть уверены, что Советы создают нечто подобное?

– Они работают над этим.

Великий хмыкнул с сожалением:

– Две гигантские империи, два огромных осьминога, борются друг с другом, вооружившись чудовищным оружием. Одна бомба может уничтожить целый город! И эти бомбы будут становиться только больше и мощнее. Как вы думаете, что произойдет в итоге, Салливан?

– Атомная война, как некоторые говорят.

– Я просто уверен в этом! Они нас всех уничтожат! И все же… есть другая возможность. Для некоторых из нас.

– Да, сэр?

– Я презираю то, чем становится цивилизация, Салливан. Сначала большевики, потом Рузвельт, теперь Трумэн, который продолжил многие его начинания. Маленькие люди сидят на плечах у великих. Это прекратится только тогда, когда настоящий человек поднимется и скажет: «Достаточно!»

Салливан кивнул, вздрогнув. Порой Великий мог передавать свои внутренние убеждения другим как громоотвод, проводящий мощный заряд электричества. Несомненно, вокруг него витала какая-то сила.

Через мгновение Великий посмотрел на Салливана с любопытством, словно раздумывая, насколько ему можно доверять. Но, в конце концов, босс произнес:

– Я принял решение, Салливан. Я начну воплощать проект, который раньше был лишь забавой. Из простой игрушки это переродится в блистательную действительность. Безусловно, риск велик, но это должно быть сделано. И знайте: возможно, мне придется потратить все до последнего цента

Салливан моргнул. До последнего цента? В какую крайность теперь ударился его босс?

Великий усмехнулся, по-видимому, наслаждаясь удивлением Салливана:

– Ах да. Сначала это был просто эксперимент. Немногим больше чем гипотеза – игра. У меня есть наброски маленького варианта, но это может быть больше. Гораздо больше! Это решение гигантской проблемы!

– Проблемы профсоюзов? – удивленно спросил Салливан.

– Нет, но да, в долгосрочной перспективе. Профсоюзов тоже! Но я имею в виду более насущную проблему – потенциальное уничтожение цивилизации. Проблема, Салливан, в неизбежности атомной войны. И эта неизбежность требует гигантского решения. Я отправил исследователей. Я выбрал место, но не был уверен, что когда-нибудь дам ход этому делу. До сегодняшнего дня, – он вновь посмотрел на фотографии руин, стремясь лучше поймать свет. – До сегодняшнего. Мы можем сбежать. Вы и я, и, конечно же, другие. Мы можем сбежать от взаимного уничтожения этих сумасшедших маленьких людей, что отираются в залах государственной власти. Мы построим новый мир в месте, до которого безумцы не смогут дотянуться…

– Да, сэр, – Салливан решил не требовать объяснений, а просто надеяться, что какие бы там ни были раздутые замыслы у Великого, он откажется от них, увидев смету расходов. – Что-нибудь еще? Я имею в виду на этот вечер? Если я собираюсь разобраться с забастовками, то мне лучше отправиться ранним утром…

– Да, да, идите и отдохните. А вот у меня отдыха сегодня уже не будет. Надо обдумать план…

Сказав это, Эндрю Райан отвернулся от окна, пересек кабинет и отбросил фотографии в сторону. Разрушенные Хиросима и Нагасаки проскользили по стеклянной крышке стола.

* * *

Оставшись в одиночестве в темном офисе, Райан упал в обитое кожей кресло, стоявшее у стола, и потянулся к телефону. Самое время позвонить Саймону Уэльсу и дать разрешение на начало следующего этапа.

Но его рука застыла, дрогнула, и он убрал ее от телефонной трубки. Надо успокоиться перед звонком. Кое-что из того, что он рассказал Салливану, пробудило болезненное, до жути яркое воспоминание. «Я приехал сюда из России в 1918 году совсем мальчишкой. Большевики тогда только-только захватили власть… и нам с трудом удалось выбраться живыми оттуда...»

В то время его звали не Эндрю Райаном. Он американизировал имя, когда перебрался в США. Его настоящее имя – Андрей Раяновский.

* * *

Андрей и его отец стоят на открытой для всех ветров железнодорожной станции, дрожа от холода. Раннее утро, они оба смотрят на пути. Отец – бородатый мужчина, с морщинистым, мрачным лицом, его правая рука покоится на плече сына, в левой – он держит их единственную сумку.