Бисмарк. Русская любовь железного канцлера - страница 13
О, как мне нравится ход Ваших мыслей при встречах с нами! И что бы Вы ни писали и ни говорили потом о своем хорошем к евреям отношении, о наших достоинствах, трудолюбии, сообразительности и даже пользе смешанных немецко-еврейских браков, эта первая, при встрече с евреем, мысль о том, как поудобнее отрезать нам голову, приводит меня в творческий «восторг»!
Но если, приходя ко мне по ночам, Вы первым делом думаете, как отрезать мне голову, то, повторяю, какого рожна Вы именно мне диктуете свою love story и подсовываете источники, в которых можно найти крохи ее документальных свидетельств?
Часть вторая
МИНИСТР-ПРЕЗИДЕНТ
1
Париж. 18 сентября 1862 г.
Юный парижский почтальон в новеньком почтовом камзоле рысью промчался на лошади по узкой улочке Ру де Лилль и остановился у каменного забора резиденции прусского посланника. Спешившись, он набросил поводья на стойку у ворот и дернул шнур колокольчика.
Усатый служитель посольства открыл железную и по-немецки тяжелую калитку.
– Телеграмма барону Бисмарку, прусскому посланнику! – поспешно выдохнул почтальон.
– Откуда?
– Из Берлина! Срочно!
Служитель взял телеграмму.
– Но барона нет…
– Вы читайте, мсье! – пылко сказал юный француз. – Тут всего пять слов: «Periculum in mora. Depechez-vous». Вы знаете латынь? «Промедление смертельно. Срочно выезжайте!»
– Но его нет, – беспомощно повторил служитель. – Он в Samois у Трубецких…
2
В Samois-sur-Seine, а еще точнее – в имение Трубецких «Château de Bellefontaine» Бисмарк приехал после обеда, к вечеру, не зная, что именно в этот день 18 сентября в Берлине на заседании ландтага решалась судьба бюджета Пруссии на будущий год и, следовательно, судьба короля Вильгельма и всего его кабинета министров. Показывая Бисмарку шато – свой замок и парк, княгиня Анна Андреевна, мать Екатерины, сказала:
– Кэтти мне телеграфировала. Она приедет поездом завтра или послезавтра. Но мы отведем вам покои, и вы ее дождетесь…
– У вас тут прекрасно! – заметил Бисмарк, любуясь ухоженными аллеями, клумбами и тенистыми беседками.
– Конечно, – скромно улыбнулась она. – Это замок семнадцатого века, до нас он принадлежал Николя Боргезе, а теперь долина носит наше имя – долина Трубецких. Мой муж очень щедрый благотворитель. Когда он перешел в католичество, то даже построил церковь в Самуа. Я вам ее покажу, мы там крестили Катарину. А вы знаете такого русского писателя – Тургенева?
– Я слышал о нем в Петербурге. Кажется, он живет в Париже с цыганской певицей… как ее?
– С Полиной Виардо. Но свой роман «Накануне» он написал здесь, у нас. Так что оставайтесь, мы любим гостей! Кстати, вы видели вечерние газеты? В Берлине ваш парламент заблокировал военный бюджет, министры подали в отставку, король собирается отречься от престола.
Бисмарк не успел ответить – в глубине аллеи появился слуга в чулках и темно-синем камзоле. С телеграммой в обеих руках он стремглав бежал к ним от шато.
– В чем дело, Франсуа? – нахмурилась княгиня.
– Депеша мсье Бисмарку!
Бисмарк взял телеграмму.
«Промедление смертельно. Срочно выезжай. Дядя Морица Геннинга».
Подпись была условной – «дядей Морица» был Альбрехт фон Роон, и он требовал Бисмарка в Берлин.
«Однако теперь, – напишет Бисмарк в своих мемуарах, – при мысли о том, чтобы уехать отсюда и сделаться министром, мне стало не по себе, как бывает не по себе человеку, которому предстоит выкупаться в море в холодную погоду».
3
Из исторических документов
18 сентября 1862 года на заседании нижней палаты ландтага предложение короля Вильгельма и его кабинета министров о военном бюджете на 1 863 год было отвергнуто большинством 308 против 1 1 голосов, и вместо требуемых 37 мил. талеров на расходы военного министерства было утверждено всего 32 мил. Такая неслыханная дерзость против правительства поколебала положение кабинета министров, министр финансов и министр иностранных дел вышли в отставку.
Но это было лишь частью событий.
На следующий день берлинские газеты на своих первых страницах напечатали следующее заявление Бокум-Дольфса, вице-президента палаты депутатов: «Подумать только, до чего бесстыдно правительство, если оно воображает, что палата пойдет на мировую…».