Битая карта абвера - страница 4
— Добре, остановимся на них. Сообразительные хлопцы.
— А можно мне с ними поговорить? — спросил Пилипенко.
— Конечно.
— И вот еще что... Это просьба командарма. — От волнения Пилипенко начал слегка заикаться. — Наша войсковая разведка добыла сведения о дислокации в селе Сидорово штаба сорок четвертого полка СС. Мы имеем схему постов охраны, знаем ее численность, время смены постов. Генерал интересуется, не сможете ли вы своими силами разгромить этот штаб?
В землянку проскользнул Николай Ивницкий. Шапка-ушанка с матерчатой красной лентой набекрень. Пальто перетянуто широким командирским ремнем. Кобура с пистолетом на животе. Заметив незнакомого ему человека, он замер у входа. Немного его потеснив, стал рядом с ним Андрей Черченко.
— Смелее, орлы! — приободрил Карнаухов.
Разведчики выслушали задание, которое изложил им Пилипенко.
— Вопросы будут? — обратился к ним командир.
Николай молча покачал головой.
— Нет, — ответил Андрей за обоих.
Утром разведчики вошли в город.
— Спит, наверное, еще твоя Маша, — сказал Андрей, когда подходили к ее дому, и исподтишка взглянул на Николая. Тот признался как-то ему, что влюблен в девушку, еще на выпускном вечере хотел объясниться, да не решился.
Постучали в окно.
Дверь с легким скрипом отворилась, и Маша, увидев своих одноклассников, заулыбалась, махнула рукой, чтобы входили в дом. На ней было темно-синее, еще школьное платье, на плечи накинут большой вязаный платок.
— Замерзли? Раздевайтесь быстренько, — засуетилась она, показывая на вешалку в передней. — Проходите в комнату.
Стащив ушанку, Николай мял ее в руке. Пятерней приглаживал взъерошенные волосы.
Андрей ободряюще подмигнул другу.
Маша с улыбкой глядела на Николая. От смущения на ее щеках вспыхнул румянец. Верхняя губа у нее была слегка вздернута, в улыбке открывались белые зубы. Чуть курносый нос придавал ее лицу особенную миловидность. Девушка перевела взгляд на Андрея и пристально на него посмотрела. В глазах вопрос: что привело к ней?
— Сейчас, Машенька, все расскажем. Дай отдышаться.
— Тогда посидите. А я быстренько что-нибудь приготовлю. С дороги ведь, проголодались.
Вскоре на столе появилась тарелка с картошкой, соль. Николай достал из сумки сало, хлеб. Маша благодарно посмотрела на него. Николай понял, что живется ей трудно.
— Ты была в Долине? — поспешил перейти к делу Андрей.
Девушка молча кивнула.
— Знаешь кого-нибудь там?
— Познакомилась с Варей. Чуть старше меня. Живет с мамой. У нее ночевала. С другими, как обычно, шапочное знакомство: что меняешь, на что меняешь.
— С Варей можно быть откровенным?
— Не знаю. На меня она произвела хорошее впечатление. А о чем вы хотите с ней говорить?
— A-а, дело пустяковое, — поспешил ответить Николай, увидев на ее лице беспокойство. — Командир интересуется, узнала ли ты, кто работает на бирже труда?
— Ираида Алексеевна. Помните ее?
— Та, что в младших классах преподавала?
— Мы с тобой, Андрюша, у нее учились. Я ее несколько раз встречала. Она сама сказала, если узнает, что в списки на отправку в Германию внесут кого-то из ее бывших учеников, сообщит мне, чтобы уходили из города.
— Будь осторожна. Может, она хочет помочь искренне, а может...
— Ну это уж слишком! — оборвала Николая девушка.
— Нет, не слишком! А Перепелица, ты о нем забыла?
— Ну, сравнил... — растерянно пробормотала Маша.
Упоминание о бывшем соученике, ставшем полицейским, как-то сразу испортило всем настроение. У Андрея же к нему было особое отношение еще со школы. Дело в том, что Перепелица не скрывал, что симпатизирует Ольге. А с Ольгой у Андрея была любовь. Если бы не война... Андрей сейчас учился бы в летном училище, а она в консерватории. Потом они бы поженились... Сейчас же Ольга даже не знает, что он в партизанском отряде. Не знает, что они почти рядом. Командир запретил Андрею встречаться с Ольгой. И Маша не смеет ей ничего говорить.
— Недавно видела учителя физики Леонида Васильевича, — сообщила Маша. — Но чаще всего бываю у Ольги. — И девушка бросила быстрый взгляд в сторону Андрея.
— Как она? — оживился Андрей.
— Все еще думает, что ты где-то в Ташкенте или за Уралом. Говорит, хорошо, хоть ты не знаешь всех ужасов оккупации.