Битва за страну: после Путина - страница 10

Столбов слегка улыбнулся, улыбнулась и Татьяна. Вспомнили, как в декабре бывший лидер России решал свою судьбу. От поста посла в Германии отказался. Столбов понял – не хочет быть под начальством. Срочно зарегистрировали самый богатый и могущественный природоохранный фонд с генеральной задачей – восстановление и возрождение исчезающих и исчезнувших популяций.

– Понятно, – сказал Столбов, откладывая листы. – Идем ко дну и как всегда с оркестром. Передай в аналитическую группу, там пометки и поручения. Внеочередные дела не объявились?

– Есть, – ответила Татьяна, заметив про себя, что по-прежнему работает и пресс-секретаршей, и секретаршей вообще. – Телефонный разговор с китайским генсеком. В Пекине готовы к разговору после десяти вечера по Москве.

– Хорошо. Еще.

– Декабристы просят о встрече. Хоть на полчаса.

– Сегодня для них «окна» нет, – ответил чуть помрачневший Столбов. – На послезавтра. И пусть подготовят повестку дня – напишут, что хотят обсудить.

– Миш, сам же знаешь, ничего они не напишут, – вздохнула Татьяна. – Все их просьбы не письменные и не телефонные.

«Декабристами» называлась определенная категория соратников нового лидера – бизнесменов, спонсоров победы. Само собой, в этот неофициальный клуб вошли не прикормленные олигархи прежней системы, выделившие новой партии деньги прошлой осенью, по кремлевской разнарядке, а те, кто сделал ставку на Столбова отчаянно и отпето, до заранее собранного тюремного пакета, если Кремль начнет сажать столбовцев.

Эти вот Минины, рискнувшие судьбой и кошельком, встретились в середине декабря, выпили напитков по своему вкусу и создали «Декабрьский клуб». Председателем его стал, конечно же, Луцкий – король цветных металлов, первым предложивший деньги на кампанию Столбова, первым их давший.

…Кстати, выяснилось, что в аппарате президентской администрации действительно был список на арест лидеров и спонсоров партии «Вера». Среди олигархов Луцкий значился первым.

Теперь он требовал очередной встречи. Новый президент прекрасно понимал, для чего. И откладывал разговор – все равно ничего нового не сказать.

Столбов допил апельсиновый сок, сам же и нацедил в кружку ручной выжималкой. Сперва поставили электрическую, но когда узнал – есть механическая, велел заменить. С одной стороны, маленькое полезное физическое упражнение…

«С другой – сброс негатива», – подумала Татьяна. Обступили злые мысли, тряхнул головой, положил сразу два крупных цитруса, выжал ручку до мелкой прожилки на лбу, и хряп-хряп, закапал сок.

– Танюха, – сказал он, обтирая губы, – тебя в школе к директору вызывали?

– Бывало. Я до шестого проходила по категории «оторва-пацан», а в седьмом как-то сразу стала оторва-барышня.

– Тряслась?

– Немножко. Наш дирибас – Иван Борисович Шестун, дядей был строгим и солидным. Идешь к нему с хиханьками, а в приемной сразу станешь девочкой-идеалом, себя в зеркале не узнаешь.

– Вот. А я, заметь, через полчаса встречаюсь не с одним директором, а с двадцатью директорами директоров.

Татьяна вздохнула: да, впереди рабочая коллегия Минобрнауки. Официальный день начался.

11.05

Директора директоров смотрелись жалко и растерянно. Напоминали они учеников тепличной гимназии на выездном уроке ОБЖ. Или, скажем по-старому, НВП. Вывез их за город пожилой педагог, майор запаса – провести урок патриотизма на свежем воздухе, рассказать про героев прежних баталий. И объявил марш-бросок на двадцать километров по пересеченной местности – оврагам, болотцам, густой сорной зеленке.

Кадровых обновлений в верхушке Минобрнауки пока не произошло. Появилась пара замов – из провинциальных лицеев, но они держались скромно, напоминали стажеров, дело которых приглядеться, а потом уж впрячься в гуж.

С остальным руководством было так: Столбов навестил педагогическое министерство сразу после победы – так было и с прочими учреждениями. Созвал начальствующих, сказал:

– Знаю, что вы все гребли, как рабы на галерах. Думаете, власть сменилась, значит, можно весло бросить? Не торопитесь, дорогие мои, хорошие, помучайтесь еще немножко. К тем, кто чует за собой грешки – гребля-то бывает не только галерной, а еще и карманной, это относится особо. Честным трудом искупить можно почти все.