Битвы зверей - страница 15
– Ты глупа, моя дорогая.
До кошечки не сразу дошел смысл сказанного.
– Что, впрочем, не удивительно. У женщины ума тем меньше, чем она красивей.
Девчонка растерялась еще больше, не зная, как отнестись к услышанному: похвала это или хула?
– Как говорится, длинные волосы – короткий ум. Но ты не настолько хороша собой, чтобы сыпать глупостями без остановки. Помолчи, моя киска. Твой буланый должен поразмыслить.
Девчонка насупилась. Уселась в углу, задрала колени и уткнулась в них капризным подбородком. И принялась сверлить взглядом свое неласковое «солнце». А «солнце» пружинистым шагом, будто вытанцовывая, закружило по комнате, отмеривая каждый шаг ударом кулака в раскрытую ладонь. Вышагивало и о чем-то думало.
– Так ты говоришь, что хозяйка твоя хороша собой?
Девчонка не ответила, только насупилась еще больше.
– Что она любит? – удар.
Девчонка фыркнула:
– Она любит, когда ей делают подарки.
– Это любят все женщины, – еще удар.
– Так она и есть женщина, – девчонка скривила рот, – притом знатная! К ней на плешивом осле не подъедешь.
– Зачем же на плешивом?
– Ха-ха, – девчонка постаралась принять надменный вид. – Можешь не мечтать! Моя госпожа с такими, как ты, даже разговаривать не станет.
– И что во мне не так? – мужчина остановился у зеркала и глянул на свое отражение.
Девчонка горько усмехнулась.
– Сама себе удивляюсь, как меня угораздило связаться с фруктом вроде тебя.
Фрукт еще раз критично оглядел себя. На него из дорогого зеркало – дхаунт8 высотой – смотрел смуглый здоровяк средних лет и среднего роста. Он обладал неестественно удлиненным туловищем и короткими, выгнутыми колесом ногами. Он подпоясывал кушак под животом, на бедрах, и это делало несоответствие туловища и ног вопиющим. Руки у него, напротив, имели такую непомерную длину, что едва не доставали до колен, и этим он напоминал обезьяну. Голова также отличалась большим размером и обладала формой шара. Если бы не широкая, мускулистая спина можно было бы подумать, что ему на плечи поместили тыкву. Лицо было плоское, без всякой растительности, и отливало бронзой. Нос – приплюснутый, короткий. А глаза – длинные, вытянутые к вискам, с короткими веками, на которые были посажены коротенькие ресницы. Волосы, впрочем, были роскошные. Густые, длинные, темно-коричневого цвета, почти черные, только на кончиках и еще кое-где местами отливавшие рыжиной. Он их заплетал в косицу. И глаза у него были такие, какие не могут оставить женщину равнодушной – черные и горячие точно угли. Он взирал ими на окружающих задиристо, с усмешкой.
– Да, ты права, – проговорил здоровяк, вдоволь налюбовавшись собой, – я еще тот красавец. Таких в ваших краях не встретишь. Но это меня больше радует, чем огорчает. Потому что у мужчин так же, как у женщин: чем красивее, тем глупее. С той только разницей, что глупый мужчина это уже не мужчина.
Девчонка пропустила его болтовню мимо ушей и, думая о своем промямлила:
– До тебя за мной ухаживал один юноша. Он знал грамоту и был удивительно хорош собой. Он нравился всем моим подругам.
– И что случилось с этим юношей?
– Я ему отказала.
От воспоминаний об отвергнутом поклоннике у девчонки окончательно испортилось настроение.
– Тут ты, конечно, дала маху, – посочувствовал здоровяк. – Если юноша знал грамоту, значит, он был не так уж глуп. И к тому же, как ты утверждаешь, он обладал красивой внешностью. Выходит твой прежний парень представлял собой редкий случай исключения из правил. Мне жаль, – здоровяк вздохнул, – но я, слава богу, к твоей оплошности непричастен. Ведь меня при этом не было.
– Ты такой черствый! – с чувством заявила девушка. – Ты выставляешь на смех все хоть сколько-нибудь возвышенное. Это потому что у тебя совершенно нет души!
– Каюсь, – здоровяк отвернулся от зеркала. – Я черствый, и возможно, у меня нет души. Но зато у меня есть кое-что другое, – он подошел к сундуку в углу комнаты и, откинув крышку, извлек из него скрутку диковинной материи. – Глянь сюда. Думаю, что это примирит тебя с моими недостатками.
– Что это? – спросила девчонка, оставив хмуриться.
Один конец скрутки выпал из рук мужчины, ткань размоталась и кровавой струей растеклась по полу.