Битые козыри - страница 2

– Смотрите, как спокойно прекрасное лицо самой богатой невесты и самой отважной девушки в мире! – призывал Фред. – Рэти не знает, что такое страх. Вы уловили тень сожаления в ее глазах… Это и понятно! Ведь она расстается с бельем «Годфужер компани», которое неизменно облегает ее обольстительное тело. Но это ненадолго. Вернувшись победительницей, прекрасная Рэти снова наденет лучшие в мире вещи «Годфужер»… До вас доносится аромат тонизирующего душа из морской воды и косметических средств «Шмальц корпорейшн». Он поможет очаровательной гонщице сохранить свежесть и бодрость на протяжении всей миллионнокилометровой трассы.

С нарастающим восторгом Фред перечислял названия фирм, финансировавших гонки.

Прежде чем скрыться в кабине корабля, Рэти улыбнулась и лениво взмахнула рукой.

Вот так же девять лет назад смотрела она на Лайта в течение целого часа, когда случайно забрела в аудиторию, где он развивал свои мысли. Ее уже тогда называли колдуньей и уверяли, что она способна увлечь любого мужчину. Лайт запомнил ее глаза и не очень удивился, когда в тот же вечер снова увидел ее в своем оптитроне. Она сказала:

– Я сейчас к вам приеду и надеюсь, что не пожалею об этом.

Весь вечер она заставляла Лайта думать вслух и слушала внимательно, с непритворным восхищением. А ее короткие, большей частью уместные реплики доказывали, что она не только слушает, но и кое-что понимает.

– Мне понравилось ваше изречение, – сказала она, – «Человек не венец творения, а примитивная, хрупкая и далеко еще не завершенная конструкция». Эта мысль не так глупа, как может показаться.

– Последней фразой охарактеризовал вас один наш общий друг, – улыбнулся Лайт.

– Дэви Торн, – догадалась Рэти, – импозантно оформленная дрянь. Вернемся к вашей мысли. Если я вас правильно поняла, вы намерены вместо нынешних людишек создать нечто новое, более совершенное.

– Вы меня плохо поняли, Рэти. Никого «вместо людей» я создавать не собираюсь.

– Очень жаль. Из-за чего тогда весь шум?

– Вас это действительно интересует?

– Еще один такой вопрос – и я рассержусь. Если вы думаете, что я пришла, чтобы для разнообразия переспать с мыслителем, то это хотя и делает честь вашей проницательности, но еще не исчерпывает моих интересов.

– Я боюсь, что вы слушаете меня только из вежливости.

– Этой добродетелью я не страдаю. Или говорите серьезно, или я вас пошлю к черту.

– Пеняйте на себя… Хотите знать, с чего все началось? Ну, не самое начало, а почти…

– Разумеется.

– После разных злоключений у меня вдруг появилось свойство, которому и названия не найти… Иногда… Обычно это случалось по ночам в абсолютной тишине. Меня со всех сторон обступали звуки. Близкие и далекие, даже самые далекие, которых я никогда не слышал и слышать не мог. До меня доносились… Я слышал плач маленьких детей, больных детей, терзаемых наследственными недугами, бактериями, вирусами, токсинами, всем, что сотворила эта милая природа. И еще – как скулят, томимые голодом и жаждой, детеныши животных. Я слышал хруст костей, перемалываемых зубами более ловких хищников. Мне мешали спать стоны и хрипы женщин, мужчин, страдающих от боли и грязи умирания…

Лайт остановился, словно прислушиваясь к тем же неотступным звукам. Заметив на лице Рэти выражение испуга, он улыбнулся:

– Не бойтесь. Я рассказываю о том, что было. Эти галлюцинации давно исчезли.

– Врете! – откликнулась Рэти. – Вы и сейчас слышите эту симфонию смерти… И заставили услышать меня.

– Может быть, сменить пластинку?

– Не нужно. В вашем исполнении мне эта музыка нравится.

– Нормальные люди не должны слышать того, что слышал я. Иначе они перестанут быть нормальными. У них даже выработался особый механизм защиты – этакие заглушки… Это отражено в моем законе эмоционального воздействия.

– Я о нем не слыхала.

– Он еще не вошел в учебники, – серьезно отметил Лайт. – Состоит из двух положений. Первое: «Любое событие воспринимается человеком через призму его личных интересов».

– Я бестолкова и нуждаюсь в иллюстрациях.

– Ну, примеров сколько угодно! Каждый день происходят катастрофы, люди убивают друг друга. Но все это производит на вас меньше впечатления, чем какое-нибудь пустяковое происшествие, причинившее вам личную обиду. Равнодушие к судьбам посторонних – обычное явление, неужели его нужно иллюстрировать?