Благодарение. Предел - страница 21

Радость близости со Светаевым исчезала для Серафимы вместе с исчезновением тайны этой близости. В скрытости и состояло необыкновенное воровское наслаждение, казалось, открытое лишь ею, Серафимой.

Наслаждение вперемешку с испугом и острым любопытством испытывала она, пока не появился Истягин. Со смешанным чувством жалости, сострадания и желания удивить Истягина она вызывающе призналась в измене, а сама совсем не готова была к столь же внезапному поступку с его стороны: легко, даже с каким-то вдохновением уступил ее Светаеву. Вот уж не подозревала, что обыденная натура (правда, неуправляемая) способна на такой отчаянный шаг. «Хотя что ж, посредственные жестоки с умными по чувству зависимости от них», — думала она, и думы эти ничего не разъясняли, даже не успокаивали самообманом, а лишь больше запутывали и расстраивали в запутанном и относительно привычном в ее жизни со Светаевым.

Со Степаном Светаевым не вдавалась в затяжное объяснение. В его квартире после кофе сказала: стал надоедать внеурочными набегами, а потому отлучает его от безответственной связи с нею. Сейчас самый раз — Истягин заявился, верно, пьет в квартире один-то.

— Давай оформимся, — не очень уверенно сказал Светаев.

— Проку не будет: слишком унизила давеча Истягина, да еще при тебе. Перебор на всю жизнь.

— Это правда, можно было без драматизма, — щурясь, Светаев смотрел на нее сквозь дым сигареты.

Потом закрыл дверь, жестом сеятеля бросил ключ. Это значило — веселиться собирался всю ночь.

— Найди ключ!

Светаев оказался податливым, несмотря на его волевое лицо и волевые жесты. И податливостью этой огорчил Серафиму. И она уже с усмешкой предупредила: если он полезет — будет плохо. С ним, конечно, а не с ней.

— Ну, а просто товарищами можем остаться? — спокойно спросил Светаев.

Засомневалась Серафима: узковат в эмоциях, может расценить ее дружбу как воскресшую былую привязанность. Тем более что влечение к нему пока не перегорело, он все еще оставался «ее человеком». «Он пижон, но броского вида», — думала Серафима, примиренно улыбаясь.

— Что было у нас — то наше. И ни в чем не раскаиваюсь, Степан, хорош ты мужик, да хватило тебя ненадолго — подпортить мою с Истягиным жизнь.

— Несправедлива ты… настроение твое понимаю. И свое понимаю. Мне надо гульнуть.

Истягин все еще стоял в нерешительности, переместив тяжесть тела на здоровую ногу, когда дверь открылась и в квартиру вошла Серафима, жестами приказывая двум матросам торгфлота следовать за ней.

Была она в плаще, в сапожках на высоком каблуке, в морском берете покроя зюйдвестки. Оживленная, решительная.

Истягин сел на табуретку, поставил меж ступней ореховую палку, скрестил на ней руки, оперся на них подбородком.

— Выносите мои вещи в машину, — велела она матросам.

— Мы что, переезжаем? Я ничего не понимаю, — сказал Истягин с бабьей растерянностью.

Она положила на его колено бумагу.

— Это ордер на квартиру. Будешь жить тут. Я — у матери.

Серафима в комнате давно почти не жила — жила у матери, а эту держала на тот случай, если вернется Антон Истягин. Будет для него угол преклонить горемычную голову. «Филоновские женщины никогда не поступали по-хамски с мужчинами, даже покинутым помогали, если они были лишь временными спутниками. Мы — бабы-рыцари».

— Мы расходимся, Антон Коныч, — сказала Серафима.

— Но… дочь. Я ее возьму. Я не отдам дочь.

— Пора бы знать — дети остаются с матерями.

— Даже с такими, как ты?

— Антон, пошлость тебе не к лицу. Будь на уровне. Я не хочу терять к тебе моего уважения. Ну?

— Проститься можно с ребенком?

Серафима, подумав, качнула головой:

— Эх, дядя, только сейчас вспомнил о ребенке! Дочка редкий гость у меня. Живет у моей бабушки Веры. Ни на шаг от нее. Влюбилась с тоски. Тут Нина на меня похожа… Если нет долго бабушки, она прижимает ее халат к груди, целует. Бабушка сшила на японский манер сумку, носила в ней за спиной девчонку. Я такая же была привязчивая…

Прошли через двор и сад в дом, где жила бабушка Вера. Серафима взяла Антона за руку, провела в маленькую спаленку.

— Только не буди.

При свете ночника он увидел спящую на кровати белокурую скуластенькую девочку, прекрасную, как все здоровые спящие дети. С нее перевел взгляд на мать.