Благородна и благочестива - страница 6

— Не переживайте, дорогой пэр, — хлопала расстроенного учителя по спине мэма Софур, отчего тот едва не зарывался носом в пышную грудь островитянки, — деньги найдутся! У Камиллы — всегда находились…

Дочь Золтана Эйросского благоразумно промолчала, сделав вид, что не слышит удивлённых вопросов пэра Нильса. Им бы только добраться до ближайшей стоянки, а там что-то подвернётся.

Устланная булыжником дорога скоро закончилась, уступая место мягкой накатанной земле, и караван двинулся ещё веселее. Камилла распахнула полог окошка, подставляя лицо ласковым солнечным лучам, вдохнула душной аромат из соседней повозки, и улыбнулась, рассматривая яркую зелень большой земли.

После унылых пейзажей Рыжих Островов мир королевства Айрон казался поистине восхитительным.

Первое поселение оказалось, по меркам Камиллы, целым городом — раскинувшимся в долине у начала горной гряды, которую, судя по всему, им предстояло обойти, вновь выворачивая к побережью.

— Цельную седмицу, — охнула Софур, без воодушевления глядя на то, как споро разводят костры у своих повозок более удачливые путешественники, с запасом снеди, денег и терпения. — Как же мы протянем эдакий-то путь! Недавно лишь седмицу в море качались, рыбам на потеху, и снова!.. А кушать, кушать-то что будем, дорогой наш пэр Нильс?..

— И впрямь, няня, — усмехнулась Камилла, спрыгивая с повозки и наспех приводя себя в порядок, — не доведи Отец, похудеешь ещё.

— Иди, злыдня, — убедившись, что пэр Нильс отвлёкся, выспрашивая у соседей ведёрко для питьевой воды, шикнула Софур. — Время-то уходит!

Камилла заколола тёмно-медные пряди у висков, бросила беглый взгляд в крошечное серебряное зеркальце с рубиновым ободом — подарок отца перед памятным прощанием — и, улыбнувшись ласковому весеннему солнцу, вышла на главную караванную тропу.

Всего в торговом караване оказалось несколько десятков повозок, так что стоянка получилась растянутой — даже пройтись из одного конца в другой, и то замаешься. Впрочем, горожан это не смущало, а бывалых торговцев в караване — и вовсе: к моменту, когда Камилла вышла на главный проход между повозками, там уже выставили товар менялы, да бродили вдоль рядов местные поселяне, предлагая нехитрую домашнюю снедь. Караванщиков и путешествующих ждали: рынок на окраине, у въезда в городок, разросся стремительно и беспощадно, и зевак набежало прилично.

Впрочем, их соседей, расположившихся в хвосте каравана, гуляющие обходили стороной.

— Что, не идёт торговля? — сочувственно кивнула Камилла на рыбу с душным ароматом.

Пожилой рыбак из Старого Сорпигала только насупился.

— Ишь, носами крутят! Хорошая рыба, мы с племянником сами ловили!

— Месяц назад? — уточнила Камилла, прижимая платок к носу.

— А тебе-то какая разница, девка? — обиделся рыбак. — Иди себе, куда шла!..

— Если продать помогу, десятину дадите?

У старика глаза на лоб полезли от наглого предложения, а здоровенный детина в его повозке только в затылке почесал: не понял грабительских взаиморасчётов.

— Ну, думайте, — милостиво разрешила Камилла, не дожидаясь брани. — До следующего-то поселения точно не доедете, да и кому она там нужна? Мы ж снова на побережье выворачиваем, это у местных выбора только два: отравиться вашей рыбой или пожалеть желудки и отведать чудного вяленого мяса: вон, через три телеги продают.

— Стой! — быстро сообразил дед. — Слышь, девка? И впрямь назад поворачивать поздно: мы ж почти до столицы едем… сбыть товар надобно… Пять! — решился старик. — Пять медных с каждого серебра!

— Да тут едва ли на три серебра и наскребём, стоит ли и возиться, — поморщилась Камилла, придирчиво осматривая неприглядный товар.

— Три серебра — уже трижды постой там, под столицей, — аж подпрыгнул от нетерпения рыбак. — Сумеешь продать всё — по семь медных с монеты дам! Ну что молчишь? По рукам?

— Восемь, — вздохнула Камилла. — Или кушайте сами.

— Себ с тобой, пусть восемь, — сдался рыбак. — Продавай!

— По рукам, — кивнула Камилла, вновь выворачивая на основную тропу.

Местных отличала более нарядная одежда, чем у путешествующих — как-никак, рынок и всеобщее развлечение — а ещё сдержанность и неторопливость. Камилла постояла в тени приземистого деревца, обмахиваясь платочком, оценила толпу, выбрала самого богато одетого горожанина с самым брезгливым выражением на бородатом лице, понаблюдала ещё, оценила двух слуг позади и двинулась в сторону цели.