Благородный дикарь - страница 16
– Да уж. Значит, шпионили вы: узнавали у моего брата все, что могли, и передавали информацию отчиму.
– Ничего подобного я не делала.
– Мятежник, «лоялист»… Ну а вы сами-то кому симпатизируете, мисс Пейдж?
– Мне нет дела ни до кого, кроме дочери, – заявила Джульет, глядя прямо в холодные глаза.
Герцог вопросительно вскинул бровь, а она продолжила:
– Жизнь в Англии меня не привлекает: это чужая холодная страна, я не знаю здесь ни души и очень скучаю по дому. Мне совершенно очевидно, что мое присутствие в Блэкхите нежелательно, как я и предполагала. Больше всего я хотела бы вернуться в Америку и собрать по частям то, что осталось от моей жизни, но я дала обещание Чарльзу, а свои обещания я всегда выполняю.
– И что же вы такое пообещали брату?
– Обратиться к вам, если с ним что-нибудь случится.
– Что, по мнению Чарльза, я должен для вас сделать?
– Он надеялся, что вы примете нас, станете опекуном нашей дочери и дадите ей свое имя. Я не хотела приезжать сюда, но в Бостоне дела обернулись так, что у меня не осталось выбора: для меня важнее всего благополучие дочери.
– Чарльз погиб год назад. Поправьте меня, если ошибусь, – заметил он с некоторым сарказмом, – но, кажется, пересечь океан можно всего за месяц, а вам потребовался год.
– Я не могла отправиться в путь беременной, ваша светлость, потому что плохо себя чувствовала.
– А после рождения ребенка?
– Я боялась подвергать новорожденную риску, к тому же отчиму требовалась моя помощь в лавке и в таверне.
– Интересно, чем вы занимались в лавке и таверне, мисс Пейдж? Полагаю, подавали эль здоровякам клиентам, а те приставали к вам?
К щекам Джульет от возмущения прилила кровь, сердце гулко забилось, но, не желая отвечать на его колкости, она сказала ровным тоном:
– И опять ошибаетесь, ваша светлость. Отчим ценил во мне здравый смысл и умение обращаться с цифрами. Он не хотел, чтобы я тратила время на беготню с подносом от кладовки к столам, а вела в лавке и таверне бухгалтерию. Я открывала лавку утром и закрывала вечером, закупала товары, торговалась с поставщиками, улаживала ссоры между поваром и прислугой.
Она помолчала, глядя ему в глаза без малейшего смущения, и добавила:
– Я не боюсь тяжелой работы, ваша светлость.
В глазах герцога мелькнула искорка интереса.
– Любопытно, что сказал ваш уважаемый отчим по поводу вашего решения отправиться в Англию?
– Ничего, потому что еще в январе умер от пневмонии.
– А как он относился к вашей интрижке с Чарльзом?
– Это была не интрижка, ваша светлость. Мы любили друг друга, были помолвлены и, как я уже говорила, собирались пожениться.
– Не суть. Вы не ответили на вопрос.
– Простите, но почему вы так грубы со мной?
– Не важно. А теперь ответьте – я настаиваю.
Чтобы не сорваться и не наговорить резких слов, Джульет так сжала пальцы в кулак, что ногти впились в ладонь.
– Нам с Чарльзом приходилось хранить свои чувства друг к другу в тайне, чтобы не подвергнуть себя опасности. В Бостоне британское присутствие решительно не одобрялось.
– Да, я знаю. Вы, американцы, этого не скрывали.
– Я не все американцы, – решительно заявила Джульет. – И отдала бы все на свете, лишь бы вернуть Чарльза. И смените этот издевательский тон: я не давала повода так со мной обращаться!
Он приподнял брови и внимательно посмотрел на нее сверху вниз. Она храбро ответила ему твердым взглядом.
В камине потрескивал огонь. Где-то в коридоре слышались голоса. И вдруг на холодном лице герцога мелькнуло некое подобие улыбки, как будто он отдавал должное ее мужественному сопротивлению… или предвкушал удовольствие, которое получит, вышвырнув ее из дома.
Выпрямившись, он подошел к боковому столику красного дерева и молча наполнил свой опустевший бокал из хрустального графина. Его чеканный профиль не выдавал никаких эмоций. Опершись на край стола и потягивая бренди, он наблюдал за ней прищуренными глазами, оценивая, изучая, словно перед ним был некий особенно любопытный экземпляр живого существа.
И это было ужасно.
– Вы удовлетворили свое любопытство? Теперь мне можно уйти? – не выдержала она, вставая.
– Уйти – куда?
– Куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Если потребуется, вернусь в Америку. Очевидно, Чарльз напрасно надеялся, что семья позаботится о его ребенке. Ни меня, ни его дочь здесь не желают видеть – это совершенно очевидно.