Благотворное и очистительное цунами: Виноват ли Бог в стихийных бедствиях? - страница 9

стр.

Ведь смерть была побеждена Воскресением Христовым, вслед за которым последует и всеобщее воскресение всех людей в полноте их душевно–телесной человеческой природы.

Христос как Бог, безусловно, мог избежать смерти. А ещё раньше, во время Своей земной жизни, мог предаваться наслаждениям. Мог жить в комфорте и роскоши в каком‑нибудь из райских уголков Востока.

Но Он всего этого не сделал, дабы явить нам, что тесен и прискорбен путь, ведущий в вечность, и венчает его смерть, которая, в конечном счете, есть пасха — прохождение и переход: «от смерти бо к жизни и от земли к небеси Христос Бог нас преведе, победную поющия»[41].

То, чего мы действительно стараемся избежать в настоящей жизни, — так это вовсе не телесной смерти, которая неизбежна, сколько бы человеческая наука и ни пыталась отсрочить её наступление, но смерти духовной, гибели от греха. Физическая смерть, как разлучение души и тела, временна. Духовная же — вечна, поскольку навсегда разлучает нас с Создателем.

Телесная смерть совершенно неизбежна, и посему духовно неполезной является всякая попытка её избежать. Ибо Господь по Своей премудрости обратил её во благодеяние и благословение, дабы избежать нам вечной духовной гибели, вечного удаления от Творца и лишения неизреченных и нескончаемых благ: «ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящым Его»[42].

Итак, по учению богоносных святых отцов, «смерть установлена благодетельно»[43] по двум главным и разумным причинам, которые даже самая логически безупречная и позитивная мысль не в силах оспорить.

Прежде всего, если бы смерть не наступала и человек имел бессмертное тело, то так же вечно и непрестанно он бы и согрешал: «продолжал бы впредь грешить бесконечно»[44].

Беззаконие совершалось бы не в течение определённого, короткого промежутка времени, а уже нескончаемо в неумирающем теле. Таким образом, дабы грех не совершался вечно, человек становится смертным, с тем чтобы не пребывать ему навеки в беззаконии «и чтобы грех его не был бессмертен и зло — бесконечно и неисцельно»[45].

И вот появляется смерть и прерывает вереницу греха. И это касается не только четы первозданных, но имеет силу и поныне, и так будет со всеми без исключения вплоть до скончания века. Смерть случается в любом возрасте, по неисповедимой воле Божией, определяющей предел жизни каждого.

Но это происходит для пользы самого же человека, поскольку в любом случае он уходит из этой жизни с меньшим числом грехов, чем имел бы, продолжай он и дальше жить. С этой точки зрения, даже гибель детей, вызванная цунами в Индийском океане, не является чем‑то несправедливым и трагическим. Стихийное бедствие избавило их от растления и использования в секс–туризме, от продолжения жалкой, недостойной и унизительной жизни, от сетей зла и греха и возвело их ко Господу.

Схожие мысли в связи со смертью 14000 невинных младенцев, зверски убиенных по приказу Ирода, рассчитывающего, что среди них будет и новорождённый Христос, высказывали многие. Ответ Златоуста поразителен:

«Многие очень неразумно судят об этих детях и возмущаются несправедливостью их избиения. Не Христос был причиной смерти детей, но жестокость царя. Пусть он действовал несправедливо, — но почему, скажешь ты, Бог попустил это? Обиды, несправедливо претерпеваемые нами от кого бы то ни было, Бог вменяет нам или в отпущение грехов, или в воздаяние награды. Итак, какой урон понесли дети, умерщвленные по такой причине и скоро достигшие покойной пристани?»[46]

Такое же толкование по прошествии многих веков даёт и Зигабен[47]:

«Так как эти младенцы убиты не ради очищения своих грехов, то ясно, что они пострадали, чтобы быть увенчанными, и посему не страдали несправедливо»[48].

Таким образом, ни для кого цунами не явилось несправедливостью. Оно, в конечном счёте, было благотворным и очистительным, в особенности же для детей, не имевших тех грехов, что присущи взрослым.

Сразу же после беснующегося, грозного и неистового цунами они оказались в тихой небесной пристани.

Второе основное доказательство, объясняющее благотворность смерти, состоит в том, что она действует как противоядие от человеческого самолюбия и гордыни.