Блеск и нищета К. Э. Циолковского - страница 18

стр.


Мы согласились бы полностью с этим высказыванием, если бы нам было дозволено заменить в нем слово "гордость" словом "самомнение".


Каждый человек должен прочитать за свою жизнь, а особенно в молодости, очень много книг. Это, конечно, наша точка зрения, в основании которой лежит глубокая убежденность в действенной силе литературы.


К.Э. Циолковский их прочитал откровенно мало: кое-что из Жюль-Верна, Уэльса, Шекспира, Писарева, нигде и ничего не говорит он о знакомстве с работами Пушкина, Толстого, Достоевского, наверное, не воспринимал стихи. Есть, правда, его свидетельство, что он перечитал за несколько лет подшивки журналов "Современник", "Дело", "Отечественные записки". Он отмечал именно журналы, а не авторов.


Поразительно, но человек, который в будущем разработает собственную философию, в московский период "всякой неопределенности и "философии"... избегал". При этом к "философии" он относил все, что ему представлялось непонятным или избыточным.


По этой причине он не признавал "... ни Эйнштейна, ни Лобачевского". Он отверг также и Минковского, назвавшего время четвертым измерением: "Назвать то можно, но слово это нам ничего не открывает и не прибавляет к сокровищнице знаний".


Отвергал он сразу и на всю жизнь. "Под точной наукой или, вернее, истинной наукой, - писал он, - я подразумевал единую науку о веществе, или о Вселенной. Даже математику я причислял и причисляю сюда же" [171].


Три года жизни в Москве были наполнены трудом, одиночеством и мечтами о будущих изобретениях. Именно в эти годы у него сформировалась мечта "... о завоевании Вселенной", а в социальном смысле он преодолел несколько последствия своей провинциальности - робость перед большим городом; самостоятельно получил некоторые знания, и приобрел безграничную уверенность в своих силах.


Все эти годы он переписывался с отцом, который все-таки сообразил, что жизнь в Москве мало что дает сыну, но может привести его к гибели. Под благовидным предлогом он пригласил его вернуться домой, в Вятку, и все увидели "плоды образования": он был черным от слабого питания ("я съел весь свой жир") [172, с. 64].


Отец помог ему получить частные уроки по математике и физике, а вскоре слухи о его преподавательских способностях распространились и от заказчиков не стало отбоя.


Еще в Москве он, одеваясь "в рубище", должен был как-то реагировать на рефлексию на это окружающих. В принципе, у него мог бы сформироваться некий комплекс неполноценности, или, наоборот, определенное высокомерие, независимость. Сформировалось (или, по крайней мере, укрепилось) последнее, немыслимым образом сочетавшееся с бытовой скромностью и застенчивостью. Трудности детства и московского отрочества привели к сильному и упрямому характеру. Он пренебрегал насмешками окружающих, общественным мнением.


Однажды случайно узнал, что близорук, и стал носить очки: попались большие - перевернул их "вверх ногами" и так и носил их, не обращая внимания на шутки [172, с. 66].


Простудился, заболел и умер младший брат - Костя даже не пошел на похороны, обнажив, тем самым, отсутствие тесной душевной связи со своими братьями и сестрами.


Снял квартиру под мастерскую и принялся за создание всяких механических устройств. Впрочем, ничего серьезного не было.


В автобиографии он писал, что в Вятке он "из публичной библиотеки... таскал научные книги и журналы" [172, с. 70] и среди них ньютоновские "Принципы"... Однако при этом остается неясным, как он последние прочитал. Дело в том, что в этот период они были изданы на латыни, английском, французском и на немецком языках [45], которыми К.Э. Циолковский не владел. Возможно, что он просто полистал эту работу.


Печатному слову верил: прочитав статьи о вреде табака, всю жизнь не курил; получив представления о половых болезнях, был крайне воздержан в отношениях с прекрасным полом, впрочем, в этом смысле пользовался взаимностью - Дон Жуан из него не получился. Результатом чтения стало "отвращение к орфографии всех стран" [172, с. 70].


По-видимому здоровье у него было слабым, поскольку мучили сильные головные боли, причину которых он находил в половом воздержании; а поллюций не было до 20 лет, что он объяснял тем, что вся его половая сила шла на развитие мозга [171].