Блистательный Гильгамеш - страница 23
Этана кричал и страх его, слабость тела стала заражать и орла.
— Орел, поворачивай же назад! Выше я не хочу! Мне надо травы с верхнего неба!
И орел подчинился, отвернул от Шамаша к земле, но уже не так мощно работали его крылья, уже и они затряслись в мелкой противной дрожи.
— Что ты сделал, старик! Что ты сделал со мною! — выкрикнул орел.
И вместе, вдвоем, кувыркаясь, словно бесформенный груз, полетели они к земле. Где-то, в чужой стране, они разбились о каменный холм и чужие незнакомые люди похоронили их.
А в городе Кише стали править дальние родственники Этаны, и последний из них — царь Агга, который слал теперь каждый год корабли с зерном в город Урук.
Человеку, даже если он царь, не дано владеть тем, чем владеют лишь боги. И горе тому, кто об этом забудет.
Богам же позволено многое. Но не все. И когда Иштар однажды спустилась в подземное царство, где живут только тени, она с трудом была спасена, пожертвовав мужем своим, Думузи.
Главных богов Шумера было немного. Иногда вчетвером, иногда всемером собирались они на совет.
В каждом городе люди ставили им святилища — храмы. Но каждый из главных богов мог выбрать себе и город, в котором его почитали бы больше других.
Бог небес Ан и дочь его, ветреная красавица Иштар выбрали из всех городов Урук.
Всем известно, что храм Эану спустился с небес и первым верховным жрецом в нем был Мескингашер, сын бога солнца. Могилы его не найти в Уруке. Состарившись, Мескингашер передал правление сыну своему, Энмеркару, а сам ушел в горы. И больше его не видел никто.
Иштар не раз помогала царю Энмеркару.
Иштар не раз помогала царю Энмеркару.
Если сесть в Уруке в ладью, оттолкнуться шестом так, чтобы ладью подхватили мутные воды Евфрата, река сама вынесет к городу Эриду. Отталкивайся вовремя от берегов, обходи опасные водовороты, направляй ее по течению, и окажешься в городе, там, куда когда-то давно, еще до потопа, приплыли Шумеры с райского острова, далекой земли Дильмун. В глубокой бездне, дна которой не способен разглядеть человеческий глаз, в глубокой бездне, что зовется Абзу, поселился великий Энки, самый мудрый из богов и людей. Вот почему в каждом своем городе, где есть жилища богов, черноголовые устраивают рукотворную бездну. И пусть эта Абзу больше похожа на бассейн, может статься, ненадолго Энки селится там.
Но чаще мудрый бог дремлет на дне бездны около самого древнего из городов, города Эриду.
Туда и направила путь свой великая богиня Иштар. В великий путь с великой целью направилась она — добыть для любимого города правила человеческой жизни — законы, которыми владел мудрый Энки, старший ее родственник.
Иштар — лишь одно из имен великой богини. Ветер носил и сегодня разносит по миру немало красивых созвучий, которыми люди обозначают богиню любви.
Иштар решила возвысить свой город над другими жилищами черноголовых.
Сон мудрого Энки чуток. Он знает причины многих поступков богов и людей.
— Исимуд! — вызвал он своего слугу. — Ко мне из Урука в Эриду направляется божественная дева Иштар. Открой же перед нею все входы Абзу, расставь перед ней угощение, достойное богов, подай богине ячменные лепешки с маслом, чашу, наполненную сикерой, обрадуй богиню словами привета.
Верный слуга Исимуд встретил великую деву, проводил ее в Абзу и усадил за праздничный стол.
В тот же миг появился и старый Энки, сел рядом с прекрасной богиней и пил с нею вместе пьянящий напиток чашу за чашей.
— Отец мой! — вопрошала богиня старшего родича, глядя прекрасными своими глазами, — ни земной мужчина, ни даже бог не могли остаться спокойными под этим взглядом. — Отец мой, я знаю, ты сделал мотыгу и форму для кирпича и поручил их богу Кабта. Не ты ли создал и нить, поручив ее богине ткачества Утту?
— Ты права, прекрасная дочь! Все это сделал я: что для забавы, а что — для пользы людей. Поднимем же еще одну чашу сикеры, ибо сердце мое ликует, когда я вижу рядом твою красоту.
— Отец мой, подумай: эта Аруру завладела сосудом из лазурита, она теперь получила право назначать в городах царей. Одна из сестер моих, Нинмуг — завладела золотым веретеном, другая — Нидаба получила из рук твоих измерительную веревку и теперь с умным видом следит за соблюдением границ и договоров. Что же осталось мне, отец мой? Ведь ты не обидишь меня?