Блитвуд - страница 5

стр.

Я неотрывно работала до обеденного перерыва, когда пришла Тилли, чтобы разделить со мной свою фаршированную капусту. Я сказала ей, что должна работать во время обеда, так как мне необходимо выполнить свою норму, поскольку новый парень-идиот выбил меня из строя.

— Появился новый парень? — спросила Тилли с полным ртом капусты.

Обычно незамаскированный интерес Тилли в мужском поле забавлял меня, но сегодня у меня не было времени на это.

— Тёмноволосый парень, — ответила я, проглатывая слова, пока кидала рукава в желоб. — Итальянец, мне кажется, или может быть грек. Совершенно полный идиот.

— Ох, — произнесла Тилли. — Я буду следить за ним. Ты видела дочерей мистера Бленк? У них такие красивые платья, — она вздохнула. — А их шляпки! У одной целая птица на макушке! Посмотри на них, если они снова будут проходить через цех. Может быть, ты сможешь сделать для меня копию.

Я задолжала Тилли гораздо больше, чем копию шляпки, но страстное желание в её голосе заново воспламенило сильную тоску, которую я ощутила в ту минуту, когда смотрела на этих девушек; не из-за их платьев и шляпок, а из-за их жизней, которые, как я представляла, им соответствовали. Время на чтение книги, или на набросок картины, может быть даже посещение школы. Моя мама попыталась дать мне образование посредством старых книг и походов в библиотеки и музеи, но я понимала, что оно было совсем не таким, каким было образование в настоящей школе, в такой как описывала миссис Мур. И мама рассказывала мне достаточно много историй о своём любимом Блитвуде, вызывая в воображении образы девушек в белых чайных платьях и соломенных шляпках, попивавших чай в саду или занимавшихся в восхитительных, шикарных комнатах, заставленных книгами… Но сейчас, когда мама умерла, какая бы то ни была хрупкая мечта о том, что я когда-нибудь поеду в Блитвуд, выгорела дотла.

— Состряпанная на скорую руку шляпка не сделает тебя похожей на тех девушек, — сказала я, слова покинули мой рот, прежде чем я осознала, что собиралась произнести их вслух.

— Ох, — промолвила Тилли, прозвучав как раненная птица. — Конечно, нет… Я не подразумевала…

А затем она ушла, я подняла взгляд и заметила её удалявшуюся спину, нехарактерную сутулость в её узких плечах, и почувствовала резкую боль в своей собственной спине, непосредственно под грудной клеткой. Я начала было идти за ней, но затем вспомнила, что если не выполню свой сегодняшний норматив, у меня не будет денег на оплату аренды за этот месяц. Я заглажу свою вину перед ней после работы. Я сделаю ей такую шляпку из старых маминых обрезков.

Я снова склонилась над своей работой, мои мысли были забиты перьями и лентами, и я позволила ритму машины убаюкать меня до ступора, который заблокировал звоны, и идиота-парня на побегушках, и обиженный голос Тилли. В следующий раз, когда я подняла взгляд на настенные часы, было уже пол пятого вечера. Оставалось пятнадцать минут до закрытия. У меня оставалось всего два рукава на прошив.

Отведя взгляд от часов, я заметила мужчину, стоявшего рядом с дверью, выходящей в сторону улицы Грин, и ведущего разговор с мистером Бернстайн. Высокий мужчина в накидке и фетровой шляпе Хомбург. Мужчина, который выглядел точно так же, как и тот, чьё появление привело к угасанию мамы от пагубной зависимости к настойке опия и к её смерти.


ГЛАВА 2


«Нет, — сказала я самой себе, — этого не может быть. Наверное, я начала перенимать склонность мамы быть подозрительной».

Мужчина отвернулся от мистера Бернстайна и перехватил мой взгляд. Под полями фетровой шляпы Хомбург я мельком разглядела сверкающие чёрные глаза, такие же холодные и чёрствые, как глыбы угля. Я попыталась отвести взгляд, но оказалась пригвождена к месту, не в состоянии сдвинуться. Глубокий низкий звон зазвучал в моей голове, неизменный погребальный звон, как в траурной песне. Пока я пристально смотрела на него, напуганная своей неподвижностью, он поднял в приветствии шляпу в мой адрес и улыбнулся. Затем, не сводя с меня глаз, он склонил голову в сторону мистера Бернстайна и что-то тому сказал. Мистер Бернстайн посмотрел в мою сторону, хмурость измяла его грузное, вкрадчивое лицо.