Близнецы и Робин Гуд - страница 19
Это была великая месть! — Робин Гуд стоял в окружении своих рыцарей. Они все находились в самом приподнятом настроении.
Дело в том, что в класс приходил сам Игнатий, но ничего не мог добиться.
Кто бросил портфель, Неделина?!
Я не знаю!
Она и в самом деле не знала. А как тут узнаешь? Толкучка, портфель словно бы сам собой вырвался из рук.
Ну, значит, мне придется наказать именно тебя!
За что же, Игнатий Фаддеевич! — Машка готова была разрыдаться. — Я-то здесь при чем?
Портфель твой?.. Значит, будешь отвечать. Вплоть до исключения с «волчьим билетом»!
Никто толком не знал, что это за «волчий билет» . Якобы такая справка — никуда тебя с ней не примут! Но теперь в очень многие места вообще не требуется никакого документа. А тем более Машка ни в какие институты международных отношений или в экономическую академию не рвалась. Она хотела быть закройщицей и потом открыть свое маленькое ателье.
То есть этот «волчий билет» был ей в принципе не страшен. Но Машке было ужасно, что ее ругают, на нее кричат! А зачем кричал Игнатий, всем тоже, к сожалению, было понятно. Он орал на невинную овечку Машку, чтобы признался настоящий виновник.
Но тот, кто это сделал, не был дураком — просто так идти в объятия огнедышащего дракона. Тут дело не в трусости, а просто глупо: ведь Машке-то ничего не будет в результате. Да если
Игнатий только начнет, можно в отдел народного образования такую телегу накатать — сам разрыдаешься!
Директор, между прочим, это преотлично понимал. Он окинул класс суровым взглядом:
Так не будете признаваться? Хотите, чтоб я все-таки Неделину исключил?.. Отлично. Так и сделаем. Неделина, собирай вещи!
Несправедливо будет, Игнатий Фаддеевич, — сказал Робин Гуд спокойно.
Несправедливо?.. Ну так признайся! Ты же у нас защитник слабых и больных!
Во-первых, Маша не больна ничем. А во-вторых, я именно ее и защищаю. Говорю, что если вы начнете ее преследовать, то наш класс...
Что... «вашкласс»?!
Да в «Московский комсомолец» заметку напишем, — сказал Робин задумчиво. — Про то, что человеку нанесли несправедливую моральную травму.
Класс буквально замер в восхищении. Игнатий в результате так и ушел ни с чем. Хотя он, конечно, догадывался, кто это все сотворил. И все как бы знали: это сделали люди Робин Гуда... Ну и сам, конечно, Робин! Однако доказательств ни у кого не было.
Только Ольга могла бы рассказать, как Робин Гуд пробрался в артистическую уборную, а потом выскользнул оттуда. Но ведь она не могла об этом говорить — по вполне понятным всем причинам.
Она только могла клеймить Робина, не называя его имени. Сейчас, после ухода Игнатия, классный час сам собою кончился — никого из взрослых с ними не осталось: директор ретировался, классная руководительница, она же Евгеша, вообще отбыла из школы в неизвестном направлении. А они сидели в ожидании звонка, чтобы на законных основаниях разойтись по домам.
Вот тут-то как раз Робин Гуд и расхвастался своей «великой местью». Причем не говорил, что это именно его рук дело. А просто, дескать: «Евгешка заслужила такой урок судьбы. Портфель Машкин вырвался сам собой, но вырвался он очень по делу».
Тут надо заметить, что народ вообще-то не умирал от любви к биологине. И поэтому, когда Ольга сказала, что месть была не великая, а жестокая, и в этом — для честного человека, конечно! — есть большая разница, народ ее идеи не воспринял. С нею не стали ссориться — все-таки Ольга артистка цирка, тоже звезда класса и школы. Но и поддерживать не стали.
Когда спускались по лестнице, рядом с ней оказался Робин Гуд:
Хотел вам заметить, мисс, что жестокости не было. Только стремление привести в жизнь намеченный план... Естественно, я говорю не про себя лично. А просто так... Рассуждаю.
Ольга не стала ему отвечать, пошла быстрее, догнала Машу Неделину, обняла ее за плечи:
Вот же, Маш, бывают в жизни злые шутки! Ни за что ни про что чуть из школы не вылетела.
Машка махнула рукой куда-то вдаль, видимо, имея в виду Игнатия:
Да меня бы Робин защитил!
Надо же! «Меня бы Робин защитил». А то, что она попала в это нелепое положение, разве не его вина? Ну, Машка-Машка! Однако объяснять ей что-то Ольга не стала.