Близнецы - страница 26

Она никогда его не спрашивала об этом, потому что чувствовала что-то пугающее в Эллиоте Синклере. Кроме того, она никогда не спрашивала еще и потому, что знала: если широко обсуждавшаяся в прессе любовная история пятнадцатилетней давности что-то и значила для Эллиота Синклера, то сама она – просто последняя из огромного списка ничего не значивших для него «подруг», его очередная забава.

Но неужели он может так – заниматься с ней любовью и при этом не испытывать никаких чувств? Может быть, в конце концов, она стала особенной женщиной в жизни Эллиота Синклера?

– Эллиот? Что я значу для тебя?

– Что? – Его голос казался грубым.

– Мы встречаемся уже почти шесть месяцев. – «Хотя ты ни разу не провел ни одной ночи со мной». Она отбросила эту мысль. – Мы видимся почти каждую ночь. – За исключением тех дней, когда твой ненаглядный сын приезжает домой из Гарварда.

– Ты моя любовница, – раздраженно ответил Эллиот.

– Как я могу быть твоей любовницей? Ведь у тебя нет жены!

Даже в темноте она увидела злость в глазах Эллиота. Она невольно задрожала, внезапно испугавшись, что он может ударить ее. Но Эллиот не сделал ни одного шага к ней. Наоборот, в молчаливой ярости он оделся и ушел.

Она знала, что больше никогда не увидит его снова.

На расстоянии в шестьдесят миль, в Принстоне…

– Хочешь еще немного дури? – Симпатичная студентка со светло-рыжими локонами вставила в рот Чарлза недокуренный «джойнт».

– М-м. – Чарлз сделал медленный вдох, почувствовал, что его легкие наполняются дымом, и задержал дыхание.

– А меня ты хочешь? – проворковала девушка, прижалась к нему обнаженным телом и стала накручивать на пальцы его длинные, до плеч, каштановые волосы.

– Мне нужно идти, – сказал Чарлз, делая выдох.

– Ты всегда уходишь, Чарлз. Почему ты не проводишь со мной всю ночь?

Чарлз ничего не ответил. Вместо этого он встал с кровати и натянул свои выцветшие джинсы. Его красивое обнаженное тело казалось бронзовым при свете свечи.

– Разве тебе не нравится заниматься со мной любовью?

– Нравится, – честно ответил Чарлз. – И мы только что этим занимались. Два раза.

– Но после этого ты никогда не обнимаешь меня. И никогда не остаешься. Иногда мне кажется, что ты не испытываешь ко мне никаких чувств, Чарлз, – надув губки, осторожно прошептала она. – Иногда мне кажется, что ты не любишь меня.

«Конечно, не испытываю, – думал Чарлз, очаровывая ее своей обольстительной улыбкой. – И не люблю».

Чарлз уехал из Принстона за две недели до окончания первого курса. К весне он устал от наркотической пелены своей жизни. Осенью и зимой наркотики и девушки обеспечивали ему теплый, соблазнительный, объятый дурманом уход от своих разбитых вдребезги мечтаний. Он пропускал занятие за занятием, предаваясь бесконечным и бесцельным утехам. Он уговаривал себя, что его мечты больше ничего не значат. Ничто не имело значения – ни литература, ни спорт, ни сочинения, ни…

Но Чарлз покупал каждый номер «Образов». И он представлял в своем воображении удивительные разговоры с Эллиотом. Он мог бы рассказать Эллиоту, что неправильно в «Образах», а Эллиот бы внимательно слушал его, и его темные глаза блестели бы от гордости за сына.

– Если бы только рисунки соответствовали текстам, отец.

– Что ты имеешь в виду?

– Если слова и рисунки объединить, так чтобы вместе они составляли образ…

– Да. Что еще?

– «Образы» должны быть для всех и каждого, а не только для богатых.

– Ты прав, Чарлз, – сказал бы Эллиот. – Возвращайся, сынок, – потом поспешно добавил бы он, улыбаясь. – Давай сделаем «Образы» такими, какими они могут быть.

– Это никогда не случится, идиот! – однажды весенним вечером вскричал Чарлз в своей комнате общежития. – Посмотри правде в глаза!

Почти весь апрель ушел у Чарлза на то, чтобы отвыкнуть от разрушающих ум наркотиков и заставить себя вернуться к мучительной действительности его жизни. Первого мая он позвонил в офис юридической компании «Перкинс, Крейн и Маркс» на Мэдисон-авеню.

– Мистер Перкинс, это Чарлз Синклер.

– Да, Чарлз. Как Принстон? – Казалось, дела Чарлза идут замечательно. Джон представлял в своем воображении Чарлза – эталон здоровой, красивой внешности интеллектуальной элиты. На самом деле Чарлз сейчас выглядел таким, каким прошлым летом Джон ожидал увидеть сына, от которого отрекся Эллиот Синклер. Тело Чарлза было худым, болезненно-желтого цвета, его волосы – длинными и взъерошенными, а его карие глаза – пустыми и стеклянными.