Блондин — личность темная - страница 10

стр.

Я медленно выпила вино, открыла маленькую сумочку и переложила из кошелька деньги в туфлю, под пятку, оставив в нем только мелочь. Не хочу по пустякам рисковать своим авансом. Потом поднялась, взмахнула рукой, призывая официантку, и пьяно пробормотала:

– А г-где у вас… дамская комната?

Меченый развернулся при звуке моего достаточно громкого голоса и оценивающе посмотрел на меня. Я широко улыбнулась ему и, руководствуясь указаниями официантки, прошла в маленькую дверь у стойки.

Выйдя оттуда, я плюхнулась на стул. Покачиваться мне труда не составило – туфли были ужасно неудобными, и несколько крупных купюр под пяткой им комфорта не прибавляли. Закурила, ленивым жестом выудив из сумочки зажигалку. Кошелек все еще лежал в сумке.

Небрежным жестом выложив зажигалку на стол, я внимательно посмотрела на Меченого. Он бросал в мою сторону явно заинтересованные взгляды – правильно, Элькино вечернее платье выглядело на кучу баксов, хотя стоило не так уж много. Наконец человек со шрамом решился и подрулил к моему столику.

– Можно к вам присоединиться? – спросил он вежливо. В светло-серых глазах его прыгали веселые чертики. Я очаровательно улыбнулась и довольно звонко ответила:

– Конечно, пожалуйста! Знаете, – перегнувшись через стол, доверительно поделилась я, – я даже рада, что вы подсели. В таких м-местах оч-чень опасно сидеть в одиночестве.

– Почему же такая прелестная девушка в одиночестве?

Я склонила голову на руки и, тяжело вздохнув, ответила:

– Так уж получилось.

– Выпьете что-нибудь?

– Н-нет, больше не могу! Кстати, меня зовут Анна, а вас?

– Владимир, – обаятельная улыбка тронула губы парня.

Посидев еще некоторое время, я поднялась:

– Хочу танцевать!

Владимир не смог отказать даме, и мы некоторое время подвигались под дурацкую музыку. Потом я скрылась в дамской комнате, а когда вернулась, Меченый спросил:

– Анна, могу я вызвать вам такси?

– З-зачем? – не поняла я. – Не хочу уезжать отсюда!

– Простите, но мне пора.

– Ну и что? – недоуменно уставилась на него я. – Пожалуйста.

– Анна, вы мне очень понравились. Может быть, запишете мне номер своего телефона?

Как и в случае с барменом, я воспользовалась ванцовским номером – дежурный на вахте сразу отобьет желание звонить незнакомым девушкам – и пьяно помахала на прощание рукой.

Едва Владимир вырулил из бара, я подхватила сумку и последовала за ним. Кошелька в сумке уже не было – ловкий малый этот Меченый. Ну ничего, главное, купился, а вы, Александра Сергеевна, молодец.

Выудив из пакета, который я оставила под столом, удобные туфли на низком каблуке, я стремительно переобулась и вышла из бара, можно сказать, надеясь, что придется вести слежку, а на каблуках качественно передвигаться я совершенно не способна: могла упустить интересующую меня личность. И вовремя это сделала – Меченый ловил машину. Я плюхнулась в такси и бросила водителю:

– Поезжайте вон за той машиной!

– Зачем?

– Затем! Милиция! – я помахала липовым удостоверением. Водитель подчинился. И мы помчались за Владимиром.

Кружение по городу продолжалось неизвестно сколько, пока наконец мы не добрались до многоэтажки в Максимовке, тарасовском пригороде. Здесь Владимир вышел из машины и взмахом руки отпустил водителя. Я тоже, быстренько расплатившись, вышла из такси и осторожно проскользнула в подъезд вслед за ним: должна же я узнать, куда Меченый денет мой кошелек. Ну и заодно поискать документы – вдруг он их пока хранит дома. Честно сказать, в этот момент я пришла к выводу, что кража произошла именно из-за документов. Конечно, деньги – тоже немаловажная вещь, но Ламовский не производил впечатления человека, который нуждается.

Владимир поднялся на второй этаж. Я же вжалась в стену, стараясь слиться с ней, и продолжала наблюдение. Парень вошел в квартиру, расположенную слева от лифта, и дверь за ним захлопнулась. Поднявшись на пролет выше, я постояла минут так пятнадцать, после чего вышла из дома – наверное, Меченый не собирался выходить, а зря: я бы на его месте погуляла вечерком. Полезно, говорят.

На улице я опустилась на лавочку в тени деревьев и решила подождать еще с полчаса – для очистки совести. Время было еще детское – около девяти, на улице почти светло.