Блудницы и диктаторы Габриеля Гарсия Маркеса. Неофициальная биография писателя - страница 3

(Отметим, что печать инцеста лежит на крушении великих империй: фараоны женились на своих сёстрах и цезари жили с сестрами, как с жёнами, кровосмешение имело место у ассирийцев, в Австро-Венгрии, в Британской империи, над которой никогда не заходило солнце… Также и в России, где за несколько столетий в высшем сословии стали «все родня друг другу». Гибель нашей великой истерзанной империи «увенчана», образно говоря, величайшим, может быть, в истории, по крайней мере если принимать в расчёт пространства, кровосмешением: матушка-Россия была изнасилована и распята «сыном» по имени Советский Союз.)

Тема инцеста в «нобеленосном» романе «Сто лет одиночества» стержневая и роковая: «…Её поразило это огромное обнажённое тело, и она почувствовала желание отступить. „Простите, — извинилась она. — Я не знала, что вы здесь“. Но сказала это тихим голосом, стараясь никого не разбудить. „Иди сюда“, — позвал он. Ребека повиновалась. Она стояла возле гамака, вся в холодном поту, чувствуя, как внутри у неё всё сжимается, а Хосе Аркадио кончиками пальцев ласкал её щиколотки, потом икры, потом ляжки и шептал: „Ах, сестрёнка, ах, сестрёнка“. Ей пришлось сделать над собой сверхъестественное усилие, чтобы не умереть, когда некая мощная сила, подобная урагану, но удивительно целенаправленная, подняла её за талию, в три взмаха сорвала с неё одежду и расплющила Ребеку, как маленькую пичужку. Едва успела она возблагодарить Бога за то, что родилась на этот свет, как уже потеряла сознание от невыносимой боли, непостижимо сопряжённой с наслаждением, барахтаясь в полной испарений трясине гамака, которая, как промокашка, впитала исторгнувшуюся из неё кровь.

Три дня спустя они обвенчались во время вечерней мессы. Накануне Хосе Аркадио отправился в магазин Пьетро Креспи. Итальянец давал урок игры на цитре, и Хосе Аркадио даже не отозвал его в сторону, чтобы сделать своё сообщение. „Я женюсь на Ребеке“, — сказал он. Пьетро Креспи побледнел, передал цитру одному из учеников и объявил, что урок окончен. Когда они остались одни в помещении, набитом музыкальными инструментами и заводными игрушками, Пьетро Креспи сказал:

— Она ваша сестра.

— Неважно, — ответил Хосе Аркадио.

Пьетро Креспи вытер лоб надушенным лавандой платком.

— Это противно природе, — пояснил он, — и, кроме того, запрещено законом.

Хосе Аркадио был раздражён не столько доводами Пьетро Креспи, сколько его бледностью.

— Плевал я на природу, — заявил он…»

И эта фраза — ключевая в романе. Приговор.

«Это произошло в садах земных наслаждений задолго до искушения, которого не выдержала Ева. Лучезарным утром Господь создал цветы. И вот прекраснейшей из новосотворённых роз — как раз тогда её губы, алеющие чистотой, впервые потянулись к солнечной ласке — явился злой дух.

— Ты прекрасна.

— Да! — ответила роза.

— Прекраснейшая и счастливейшая, — продолжал дьявол. — Какое изящество, цвет, аромат! Только…»

Так говорил любимый поэт нашего героя Рубен Дарио.

— Габриель многажды признавался в самых различных аудиториях, от студенческих до нобелевской, — поведала мне Минерва, — что всё его творчество пронизано, как волны нашего Карибского моря солнечными лучами, поэзией, юмором, страстью, эротикой Дарио, стихи и эссе которого зашифрованы во всех основных произведениях, от «Ста лет одиночества» и особенно «Осени Патриарха» до «Генерала в своём лабиринте» и «Шлюх»…

И тут нам понадобится отступление — длиною почти в жизнь. Предыстория создания наиболее, как нам представляется, автобиографического произведения Маркеса — «Вспоминая моих грустных шлюх». Понадобится вспомнить и грустных, и радостных, всяких. Имя им — легион.

Минерва, или Мину, переводчица, филолог, внучка мультимиллионерши, дочь известных коммунистов, казнённых диктатором Доминиканской Республики Трухильо, познакомила меня с Гарсия Маркесом в 1980 году на коктейле в «Доме Америк». Классик возглавлял жюри кинофестиваля.

— Надеюсь, не будет вопросов по поводу того, что Фидель платит Габо советскими нефтедолларами и что вообще его завербовала ещё в 1957 году проститутка из КГБ?

— Клянусь! А почему ты называешь его Габо?