Бог, Адам и общество - страница 9
, а защита дела — непредвзятого познания истины». И подводя итоги этой многолетней борьбы, он писал: «Многих врагов приобрел я себе уже тем, что в борьбе за истину я пренебрегал «компромиссами» и делал беспощадные выводы из познаний, приобретенных мною за пятьдесят лет неустанного изучения природы и людей». Дело дошло до того, что весной 1908 г. на него было совершено покушение. «После ряда анонимных писем, — отмечал Ленин, — приветствовавших Геккеля терминами вроде: «собака», «безбожник», «обезьяна» и т. п., некий истинно немецкий человек запустил в кабинет Геккеля в Иене камень весьма внушительных размеров»[1].
И тем не менее Геккель оставался оптимистом. «Я твердо убежден, — говорил он, — что в двадцатом веке наука не только примет нашу теорию развития, но и сочтет ее величайшим духовным подвигом нашего времени. Ибо светозарные Лучи этого солнца рассеяли тяжелые тучи неведения и суеверия, которые до сих пор окутывали важнейшую из проблем познания — вопрос о происхождении человека, о его сущности и его месте в природе».
Человек — близкий родственник современных высших обезьян
Однако, несмотря на все достижения сторонников Дарвина, учение о происхождении человека от обезьяны было еще далеко не завершено. Гексли, Геккель и другие ученые обосновывали его каждый со своей стороны, только на основе собственного материала. Другим недостатком было то, что они, особенно Гекели, Недостаточно резко подчеркивали мысль о происхождении человека не от современной, а от ископаемой обезьяны. А между тем это имело принципиальное значение для борьбы с церковниками. Различия между современными обезьянами и людьми при всем их сходстве в главных чертах телесного строения достаточно велики. Поэтому уже в те времена служители культа начали ставить под сомнение все учение о животном происхождении человека. Требовался новый шаг в развитии этого учения.
Во время бури, вызванной им в идейной жизни передовых стран, Дарвин по-прежнему сидел в тихом Дауне. Его терзала хроническая болезнь, полученная им еще во время путешествия. Она позволяла ему работать не более четырех часов в сутки. И несмотря на нее, превозмогая слабость, Дарвин работал над завершением своей теории. Результатом поистине самоотверженного труда явилась новая книга. Она произвела ничуть не меньший эффект, чем «Происхождение видов». И это понятно, ибо уже одно ее название — «Происхождение человека и половой отбор» — приводило в ярость богословов.
В новом замечательном труде Дарвин соединил на основе своей эволюционной теории в одно стройное целое все известные тогда данные о происхождении человека от обезьяны. Больше того, он привел новый, очень важный материал, который в еще большей степени подтверждал животное, а не божественное прошлое человечества.
Уже давно люди заметили, что у них имеются органы, которые находятся как бы в зачаточном, неразвитом виде. Таков отросток слепой кишки — аппендикс, таковы головные мышцы в области ушной раковины и др. Эти органы были названы рудиментами. На основе их тщательного изучения и сравнения с соответствующими органами животных Дарвин неопровержимо доказал, что эти органы человека представляют собой как бы пережитки, тени его прошлого животного состояния. «Рудиментарные органы, — отмечал он, — можно сравнить с буквами, которые удерживаются в написании слова, но сделались бесполезными в произношении, служа ключом для объяснения происхождения этого слова». О том, что это действительно так, свидетельствуют и приведенные Дарвином случаи так называемых атавизмов, которые по существу представляют собой развитые рудименты. К ним относятся, например, изредка встречающиеся у людей добавочные молочные железы и хвост, характерные в основном для низших млекопитающих, сильный волосяной покров и т. д. Эти факты имели особое значение в борьбе с религиозным представлением о происхождении человека. Если сходство телесного строения и зародышевого развития человека и животных могло быть «объяснено» как проявление «единого разумного плана», разработанного высшей волей при создании животных, то факт наличия рудиментов и атавизмов в теле «царя природы» уже никак нельзя было обратить против эволюционной теории.