Бог из пещеры - страница 4

  В некоторые из ночей, наступление которых просчитывали заранее по здешнему календарю, шкуры снимали и специальными прямоугольными конструкциями запечатывали входы, пережидая опасное время. Тогда воздух переполняли ядовитые миазмы, и никто из Гвадатаи, за исключением немногих посвященных, не знал откуда те берут начало. Большинство предполагало - со стороны топей, но дураков выяснять наверняка не находилось. В подобные ночи жители запирались в хижинах так плотно, что отравленный воздух не проникал внутрь. Запасов кислорода же в помещениях как раз хватало отсидеться, пока отрава не уляжется. К утру растительность в округе увядала, но очень скоро джунгли восстанавливались от потерь.

  Когда процессия приблизилась к деревне, шаман самолично вышел встречать охотников, высматривая что-то среди добычи подслеповатым взглядом. Могло бы показаться, что им движет провидение, однако присутствие знахаря в черте деревни было оправдано распределением обязанностей: пока вождя нет - он за него. Добычу шаман всегда осматривал со всей возможной тщательностью, выбирая самую большую и здоровую на вид тушу. Останки, недоеденные богом из пещеры, забирал себе - это считалось наградой божества за труды ближайшим сторонникам. Последний же ел только внутренности: был особенно охоч до мозга, сердца и легких, изредка питался почками и селезенкой, почти никогда не притрагивался к кишкам, а вот печень всегда оставлял нетронутой.

  Внешностью шаман напоминал жабу, имел сильные ноги, но слабые руки и такое же зрение, не приспособленное к дневному свету. Частичная слепота - характерная черта шаманов племени. Считалось, что те, кто родился с пеленой на глазах, отмечены Богом из пещеры; считалось, что это именно Бог расправил им легкие, наполнив те жизнью с первым вздохом, тем самым даровав часть своей благодати, а зрения лишив ради баланса. Они взамен получали возможность видеть то, что другим не дано, и способность к творению магии. Наделялись частью мудрости божества, а по достижении половозрелости становились наставниками в духовной части жизни племени, приходя на смену прежнему шаману, который был обязан обучить преемника ремеслу. Если же в одном поколении рождалось несколько таких детей, их отправляли вглубь пещер, где Бог сам определял более достойного кандидата. Обратно возвращался только один.

  Среди Гвадатаи было распространено поверье: поколение, в котором не родится ни одного шамана станет последним поколением их народа. Случись так, это бы значило, что Бог из пещеры отвернулся от них.

  Вождь племени недолюбливал шамана за то, что тот был полной его противоположностью; за то, что его урожденно почитали больше, несмотря на все старания вождя по обеспечению деревни, и за черную, гнилую и двуличную натуру, которую, сквозь лицемерную маску на лице колдуна, без труда смог бы разглядеть и несмышленый ребенок. Шаман вечно улыбался, и улыбка его была натянутой, холодной, лишенной эмоций, как улыбка огра - не подкреплена истинным переживанием, и внешностью он тоже во многом походил на огра, только крошечного и слабого. Изо рта колдуна воняло трясиной, даже когда не говорил, а уж его гнилые зубы не взял бы в качестве трофея на ожерелье ни один воин племени.

  В тот единственный раз, когда шаман пошел на охоту вместе со всеми, вопреки мольбе других не совершать опрометчивых поступков, подвергая риску существование всего их замкнутого общества, и только если по собственной глупости, на него напал увечный леопард, доживавший последние дни. Будучи голодным, зверь ограничился одним укусом, выдрав кусок плоти из ноги. Да так и сдох в страшных муках, отравившись, - его бездыханное тело вскоре обнаружили в кустах подоспевшие на вопли раненого следопыты. С тех пор колдун хромал и избегал отходить далеко от пещеры, чего и до происшествия не делал без крайней на то нужды.

  Увидев, что шаман решительно направляется к ним, охотники нахмурились пуще прежнего, а вождь, едва завидев его приближение, внутренне собрался с силами терпеть нежелательное присутствие рядом с собой. Ему вовсе не жалко было отдавать добычу сущности, которой никогда в глаза не видел - вождь, как и все Гвадатаи, почитал Бога из пещеры, считая того благодетелем - однако конкретно данного шамана ненавидел и презирал настолько сильно, насколько можно ненавидеть и презирать человека просто за то, что он существует и за то, какой есть от природы. Удостоив вождя и советника сухим кивком, а прочих мужчин так и вовсе не замечая, колдун принялся в своем обыкновении прохаживаться вдоль рядов носильщиков, с видом знатока осматривая туши, словно купец, прицениваясь к товару.