Бог огня - страница 8

В этом медвежьем углу художник жил в летнее время, там же, в нелепом доме, он был и найден повесившимся — то ли в сорок седьмом, то ли в сорок восьмом году. Ильза осталась одна, потихоньку превращаясь в типичную старую деву, скромно, молчаливо и практически незаметно для окружающих жившую в мрачном одноэтажном коттедже на краю города. Летнюю резиденцию брата она содержала в порядке — неизвестно зачем: охотников поселиться в этом отдаленном и пугающем своим безлюдьем месте даже в разгар курортного сезона находилось мало.

Узнав все, что нужно, светловолосый скользнул взглядом по полкам с напитками, опять посмотрел на противень, дышавший жаром, — бармен не сумел точно истолковать это невнятное пожелание и с легким раздражением в голосе осведомился:

— Кофе? Водка? Коньяк? — Он деликатно кашлянул в кулак. — Извините, портвейна нет.

— При чем тут портвейн?

— Вы же русский. Все русские пьют портвейн.

— Не все. — Посетитель слабо улыбнулся уголками губ и сделал странный заказ.

Таких заказов хозяин заведения не получал бог его знает сколько лет.

Он заказал пунш. Не просто пунш, а жженку, настоящую, огнедышащую, — благо у хозяина имелось несколько бутылок рома в закромах и даже имелся анис, — а потом сидел и долго, не мигая, глядел в глиняную кружку, в которой стелилось едва заметное голубоватое пламя. Очнувшись, он начал медленно пить жидкий огонь, прикрывая после каждого глотка глаза, точно прислушивался к себе, испепеляемому изнутри.

Затем, одарив хозяина потеплевшим доброжелательным взглядом, молча положил на стойку деньги. Этот странный русский вышел, а хозяин, испытывая непонятное беспокойство, выключил зачем-то горелку и рассеянно пробежал пальцами по пуговицам черной, с ослепительным белым воротничком рубашки, словно успокаивая руку, в которой пробудилась мелкая дрожь.

Покинув бар, он зашел в спортивный магазин, купил вместительную теннисную сумку, рибоковский спортивный костюм, несколько маек с заниженным плечом и широким рукавом, шорты, пять пар высоких махровых носков, плавки, двухслойную куртку с водоотталкивающим верхом и флисовой подстежкой, джинсы, две пары кроссовок, пляжные тапочки и еще какую-то курортную мелочовку.

Сложив покупки в сумку, он удалился.

В таком вот виде — черный дорогой костюм, белая сорочка (воротничковый угол прочно заперт экзотическим галстуком-шнурком, в котором узел был заменен массивной бляхой, инкрустированной холодным желтоватым перламутром) плюс вместительный кейс из матового черного пластика плюс плохо ладящая с этим ансамблем пестрая, разлинованная косыми полосами сумка — он и предстал перед Ильзой. Они быстро договорились. Он будет жить на косе, раз в неделю хозяйка станет наведываться, приносить продукты, прибираться.

— Скажите, — произнесла Ильза и замялась, — а почему…

— Почему я выбрал ваш дом? — пришел ей на помощь светловолосый. — Там безлюдно.

— Разве это плюс?

— Еще какой! — Он помолчал и добавил: — Я не люблю людей.

Погрузив ключи от дома в карман, он откланялся и двинулся в путь энергичной походкой, четкий ритм которой нисколько не изменился к тому моменту, когда он, отмахав пятнадцать километров, трижды провернул большой допотопный, с причудливой, в форме трилистника, головкой ключ в замке, тугом, но исправном, без ржавых повизгиваний, и толкнул от себя тяжелую дубовую дверь дома, надзиравшего с высоты за дюнами.

Дом состоял из обширной гостиной с просторными окнами, служившей прежнему хозяину чем-то вроде рабочего ателье, тесной кухни с газовой плитой, питавшейся от большого красного баллона, столь же тесной спальни, узкое пространство которой было практически полностью поглощено кроватью с массивными дубовыми спинками.

Электричества в доме не было — на этот счет он был уведомлен хозяйкой, — поэтому по дороге завернул в спортивный магазин, где покупал одежду, и приобрел большой фонарь с криптоновым отражателем.

Фонарь так и остался в прозрачной пластиковой упаковке.

В бывшей мастерской, обстановку которой составляли массивный платяной шкаф, кованый сундук невероятных размеров, пара неудобных, с высокими прямыми спинками кресел возле закопченного камина с низкой чугунной решеткой, длинный, во всю стену, деревянный стол, несколько грубо сработанных, зато уж вечных деревенских стульев, на стеллаже, полки которого ритмично линовали глухую стену над камином, среди множества глиняных горшков, плошек и еще каких-то посудных предметов он обнаружил две длинноносые керосиновые лампы.