Богатырское поле - страница 10
— Ладно, — сказал кузнец, разглядывая дружинника. — Видать, и вам не шибко сладко, на княжеских-то хлебах…
— Дядя Мокей! — крикнул от кузни мальчонка-подручный, кузнецов юнота. — Крицы-то нам не хватит. Как быть?
— Задувай домницу, — распорядился кузнец.
Давыдке показалось, что он вздохнул с облегчением — неладный пошел у них разговор. А юнота помог, отвлек от ненужного спора.
— Федькой зовут, — кивнул в сторону паренька Мокей. — А то пойдем, поглядишь, как работаем.
— Это можно, — тоже с видимым облегчением сразу согласился Давыдка.
В городах крицу варили кричники, поставляли сырье для кузнецов. На селе кузнец все делал сам — и руду таскал из ям на болотах, и крицу варил, и орала ковал, а если надо — ковал мечи.
В низинке за кузней Давыдка увидел домницу, какие встречал и в других местах, — с горном и глиняными трубками, через которые нагнетался воздух. Металл варили в высоких черных горшках, — сейчас возле них возился Федька, весь в рыжей рудоносной грязи.
— Хороший у меня юнота, — похвалил Мокей подручного. — Добрый будет кузнец.
— А и воин будет добрый, — вставил Давыдка.
Мокей ничего не сказал ему на это, только налег на ручку больших хлюпающих мехов.
— Подсоби, — попросил Давыдку, а сам отошел глянуть на юнотовы старания.
Давно не держал Давыдка в руках ни топора, ни молота. Истосковались ладони по работе, закоснели мускулы от безделья.
Он крякнул, заворачивая до локтя рукава рубахи. Налег на мехи, вдохнул в домницу с опушки нанесенного свежего лесного воздуха — забегали по березовым уголькам быстрые желтенькие ящерки; второй раз налег на мехи — и пламя вспыхнуло в глубине; с третьего раза длинные языки вырвались из домницы, будто выплюнул огонь Змей Горыныч… А мех под сильными руками Давыдки работал все сильнее, все настойчивее. Теперь уже воздух спорил с огнем, сдирал пламя с рубиновых плашек, а оно снова бросалось из домницы, а мехи снова задували его в домницу, и так боролись они друг с другом, пока не закипела в глиняных горшках руда, пока не поплыл по тоненьким желобкам выплавленный из руды металл — ржавый, с синими искорками внутри, будто скользнувшая в папоротнике чешуйчатая гадюка…
— Эх-ха, — радостно покрикивал Давыдка над мехами у ревущего гулко пламени, и Мокей одобрительно поглядывал в его сторону помягчевшими белкастыми глазами.
Руды не хватило, и Мокей сказал, что ее нужно набрать в болоте.
— Поедешь со мной? — спросил он Давыдку.
— Поеду.
Они сели в лодку, стоявшую на приколе подле самой кузни, и поплыли вниз по Клязьме.
Половодье только что спало. Река вошла в берега, но по быстрине еще несло весенний мусор — щепки, кору, бревна, целые кусты и кряжистые дубовые лесины, выволоченные мутной водой на середину потока.
Мокей расталкивал бревна лопастью весла, греб легко, будто и не напрягаясь. По берегам светло распахивались березовые рощицы; насупясь, глядели с песчаных круч могучие исполины — ели. Солнце, выкарабкавшееся на полдень, зажигало красным огнем сосновые стволы, серебрило в низинах кучно разросшийся ивняк, богатым кружевом выстилало заводи со склонившимися над ними рябинками.
За двумя поворотами, где из густого ивняка вытекала прозрачной струей и врезалась в водоворотное течение Клязьмы мелководная речушка, напоенная бьющими в смурой лесной тесноте ключами, берега присели, деревья пошли пореже, а потом и совсем исчезли. В болотистой низине тускло светились маленькие озерца. К этим озерцам, в узкую, как щель, протоку, и направил Мокей свою однодеревку. Клюнув тупым носом мшистый берег, лодка прошуршала днищем по мелкому галечнику и остановилась, плавно вскинув осевшую корму.
— Приехали, — сказал Мокей, спрыгивая в воду, и, взяв лопату, зашагал по влажному мху в середину кочкарника.
Давыдка едва поспевал за ним. Они вышли на большую поляну, буревшую высокими кучами недавно набросанной глины. Слева и справа виднелись ямы с обвалившимися краями и мутными лужицами на дне. Лужицы глухо урчали и чавкали, выталкивая на поверхность жирные зеленые пузыри.
Пощупав лопатой вязкое дно самой большой ямы, Мокей спрыгнул, перехватил половчее черенок и начал выбрасывать куски маслянистой грязи. Скоро лодка была нагружена почти до краев. Сменив Мокея, Давыдка сел на корму и выгреб из протоки, заросшей болотником, на быстрину.