Богатый нищий - страница 26
Мы путешествовали группой в два-три человека по нескольку месяцев, а в конце года съезжались в Маяпур на большое собрание. И всякий раз поднималась одна и та же проблема. Проблемой был я. Большая часть преданных хотели уйти из группы, потому что просто не выносили меня. Я был в большей степени йогом, чем бхактой: спал по два - три часа в сутки и читал сорок два 16 круга. Около восьми лет я ел только раз в день. Трапеза моя состояла из яблока, банана и небольшого количества масла. Из-за аскез я сделался черствым и циничным. Все ели, а я с презрением смотрел на них и думал: «Наслаждаете чувства, да?». Когда все пытались заснуть, я сурово и как положено громко чеканил в углу свои круги: Харе Кришна, Харе Кришна. Когда преданные хотели остановиться отдохнуть, я укорял их в слабости и майе. Надо работать!
16 Один круг составляет 108 бусин, на каждой из которых мантру повторяют целиком.
У нас было две группы, и я был лидером одной из них. И каждый раз на собрании люди из моей группы жаловались и просились в соседнюю. Я не отдавал себе отчета, что виной тому я. Впоследствии понимание пришло, но это было еще хуже, чем незнание. Рушились все мои ценности и представления о духовной жизни, точнее, о собственной духовности.
Лучше умереть, чем позволить проколоть свое непомерно раздутое эго, и потому я решил совершить самоубийство. В депрессии я ходил вдоль Ганги и думал, как бы утопиться. Сбивчивые мысли роились в голове, раздирая меня на части и не позволяя прийти ни к какому заключению.
На следующий день Прабхупада проводил программу в доме одного почетного члена движения, и мы должны были ехать с ним. Но я не мог думать ни о какой программе, строя планы на смерть.
В глубине души я понимал, что из страха не покончу с собой, но мне было приятно думать, что я мог бы это сделать. Я не мог ни на кого смотреть и был занят своими мыслями. Так я шел, погруженный в ум, как вдруг откуда ни возьмись выскочил Хари Шаури. В то время он был секретарем Шрилы Прабхупады.
С налета он выпалил:
- Я должен срочно отлучиться, а Шриле Прабхупаде нужна помощь. Ступай к нему в комнату и окажи ему одну услугу.
И прежде чем я успел возразить, что я не могу этого сделать, потому что я в майе и меня гложет депрессия, он убежал. На ходу он крикнул:
- Иди туда и служи Шриле Прабхупаде.
Я стоял как вкопанный и думал, как я смогу служить Шриле Прабхупаде в таком состоянии. Ум шептал, что Шриле Прабхупаде я не нужен и лучше туда не ходить, а посидеть здесь, подождать, когда он позвонит в колокольчик, если позвонит, когда ему на самом деле что-нибудь понадобится, а он, точно, не позвонит. Я согласился с доводами ума, сел и снова погрузился в депрессию.
И тут произошло самое худшее из того, что могло произойти. Через шесть минут Шрила Прабхупада позвонил в колокольчик. Я лихорадочно озирался по сторонам, в надежде на то, что Хари Шаури вернулся или рядом увижу кого-нибудь другого, кто пойдет туда. Но никого не было. Пришлось идти самому.
Зайдя в комнату на ватных ногах, я растянулся в дандавате перед Шрилой Прабхупадой. Подняв глаза, я увидел его стопы. Как раз незадолго до этого он повредил ногу и, по-моему, колено. Рана на стопе до сих пор не зажила. В комнате на столе лежало лекарство из листьев нима, и, показав на него, Шрила Прабхупада попросил втереть ему в ногу.
У меня была депрессия и температура, я чувствовал себя из рук вон плохо и к тому же очень волновался. Я взял смесь нима, чтобы втиреть ему в стопы, но так трясся от волнения, что кусочки пасты то и дело падали из моих рук на шелковое дхоти Шрилы Прабхупады, оставаляя на нем безобразные пятна.
Шрила Прабхупада смотрел на меня и широко улыбался.
Мне стало ещё хуже, я подумал: «Что он хочет этим сказать? Наверное, что мне надо уйти из группы санкиртаны, потому что от меня одни неприятности. Мало того, что я беспокою этих преданных, теперь, когда мне выпал шанс послужить моему духовному учителю, я пачкаю его дхоти».
Мне бы стало легче, если бы Прабхупада рассердился, потому что это нормальная реакция, когда портят твою одежду, а он сидел и улыбался. Мне казалось, что он смеется над моей неловкостью и бесполезностью, не видя смысла даже сердиться на меня.