Богдан Хмельницкий - страница 30

Хмельницкий в тот момент отсутствовал — либо случайно, либо, проведав о готовящемся налете, ускакал в Чигирин просить защиты. Чаплинский ворвался в хутор, сжег мельницу и объявил, что Богдан не может считаться законным владельцем, а отныне полновластным хозяином здесь является он, Чаплинский. Дворня угрюмо слушала, поглядывая на вооруженных солдат. Только один человек решился открыто протестовать: то был десятилетний сын Богдана, Остап. С непосредственностью, присущей его возрасту, он осыпал незваного гостя градом обидных детских слов. Надменный поляк приказал немедленно выпороть ребенка; жолнеры тотчас принялись за дело. Экзекуция была настолько свирепой, что мальчик вскоре скончался.

Чаплинский между тем вывел из дома жену Богдана и вместе с ней уехал, оставив на хуторе своих управителей.

Итак, удар был нанесен, и даже более жестокий, чем Хмельницкий мог предполагать: родовой хутор отнят, любимая женщина уведена, сын засечен насмерть. В один день Богдан сделался нищим, обесчещенным человеком.

Все же у него хватило выдержки, чтобы вновь обратиться к властям. Он явился к Конецпольскому с жалобой на действия его подчиненного. Но это значило жаловаться волку на волчонка — налет Чаплинского, несомненно, был заранее санкционирован Чигиринским старостой и, скорее всего, не бескорыстно.

В записках одного современника[57] говорится, что когда Конецпольский женился на панне Замойской и поиздержался на свадьбу, он велел разузнать, какие в его владениях существуют богатые жители. В числе некоторых других был назван Хмельницкий; тогда пан решил отнять у него поместье.

Рассказ этот очень походит на правду. Вероятно, Чаплинский обязался поделиться со своим патроном. Во всяком случае, Чигиринский староста очень холодно отнесся к пламенной жалобе Богдана и посоветовал ему обратиться насчет хутора в суд.

— А что касается женщины, — издевательски добавил ом, — то она уже повенчана с Чааплинским по римско-католическому обряду. Да мало ли красавиц в Речи Посполитой! Поищи себе другую.

Хмельницкий, стиснув зубы, отправился в суд. Претензию его рассмотрели и, руководствуясь казуистическими статьями об оформлении землевладения, вынесли решение в пользу Чаплинского.

С редким хладнокровием и настойчивостью Богдан продолжал действовать легальными способами. В мае 1647 года он прибыл в Варшаву и передал дело в сенат. Следом за ним приехал и Чаплинский. Сенат, рассудив тяжбу, не принял никакого определенного решения, а вместо этого рекомендовал Хмельницкому выхлопотать у Конецпольского формальные документы на владение Субботовым.

Круг замкнулся.

Хватаясь за последнюю соломинку, Хмельницкий вновь обратился к королю. Но что мог сделать король? Выдать второй, столь же бесполезный «привилий»?

Впоследствии, в 1650 году, Хмельницкий сказал московскому послу Унковскому: «От прежних королей и от нынешнего короля обид не бывало, война у нас стала от панства, что паны всякими обидами и насильем и всякою неправдою напали, изобижали, земли отнимали и королевское денежное жалованье у нас отняли, и нам от великих панов всякие обиды стало не в мочь терпеть»[58].

Хмельницкий начал склоняться к мысли, что не худо бы пощекотать чигиринскую шляхту саблями. Он припомнил рассказ о словах Наливайко. Поляки немилосердно избили за какую-то провинность отца Наливайко; старик прожил несколько дней со сломанными ребрами и умер. «А ведь отец у меня был один», с мрачной иронией сказал тогда Наливайко и начал собирать ватагу удальцов. «Повидимому, это единственное средство, к которому следует прибегать, имея дело с поляками», напрашивался естественный вывод.

По дороге из Варшавы Богдан осторожно зондировал почву, расспрашивая влиятельных козаков об их политических настроениях. Выяснилось, что почти все недовольны: козацкие полковники не выбирались более козаками, а назначались коронным гетманом; в старшúну попадали сплошь польские ставленники, для зажиточного козачества тяжела была мысль, что путь к карьере отныне закрыт.

Политическая власть на Украине находилась целиком в руках панов: киевским воеводой был Тышкевич, черниговским — Калиновский, подольским — Потоцкий и т. п.