Боги минувших времен - страница 13
И подслушала их дочь Сангара реки,
Эти речи миндальных цветов,
И всю ночь умоляла она лепестки
Ей поведать о тайне богов.
Но душисто молчали цветы миндаля
В эту летнюю теплую ночь,
И напрасно взывала, прося и моля,
К ним Сангара прелестная дочь…
Но цветы отцвели. У заветной воды,
Агдистидову тайну храня,
Наливаются соками жизни плоды,
Отягченные ветви клоня…
N час прохлады ночной расступилась волна,
И из сонных тоскующих вод
Дочь Сангара выходит, желаний полна,
И срывает таинственный плод.
О, как сладостен трепетной деве он был,
Как блаженно вздыхала она,
Как победно таинственных жизненных сил
Разливалась но телу волна!
Ей казалось, что в чаще миндальных ветвей
Чудный голос ей что-то шептал;
Кто-то, близкий и милый, склонившись над ней,
Ей стыдливое тело ласкал…
Не вернулася нимфа к Сангару реке
На прохладное мягкое дно,
Но в ущелья ушла, и от всех вдалеке
Ею было дитя рождено.
Синеокий малютка родился у ней —
Имя Аттиса мальчик носил, —
Сын, зачатый под сенью миндальных ветвей,
Плод таинственных жизненных сил.
Аттис, светлой печалью тоскующий бог,
Ты блаженство и радость людей!
Из колючей сосны ты надвинул венок
На руно шелковистых кудрей.
Отразилося небо во взоре твоем.
Что-то давишь ты легкой пятой.
И бегут по ногам ярко-алым ручьем
Струйки крови одна за другой…
Ты стоишь уже выше страстей и тревог,
Смытых кровью горячей твоей…
Аттис, светлой печалью тоскующий бог,
Избавленье и радость людей!
ЦАРЬ
Мчатся бешеные кони.
Хлещет бич. Вопят возницы.
Рвут и режут вражьи брони
Боевые колесницы.
Мертвых тел ложатся груды
Под копьем и булавою.
Кони ржут. Ревут верблюды.
Стрелы свищут над толпою.
Как Нергала изваянье,
Недвижим, на колеснице
В вихре воплей и стенанья
Скачет царь с мечом в деснице.
Он с улыбкой упоенья
Смотрит, взорами сверкая,
Как пред ним в разгар сраженья
Рыжих львов несется стая…
«Кто между скал по ущелью…»
Кто между скал по ущелью
Звонкой свирельною трелью
Спать не дает ореадам?
Кто он, мечтательным взглядом
В облик бесстрастный Дианы
Впившийся, словно влюбленный?..
Тихо седые туманы
В высь поднялися над бездной,
И над землей, упоенной
Негою полночи звездной,
Полные страсти и муки,
Легче зефира,
К небу возносятся звуки
Песни сатира…
Из античного мира. «Ожерелье несметной цены…»
(Подражание)
Ожерелье несметной цены
Из жемчужин далекой страны
Мне один подарил.
Он любви домогался моей.
Мне богатства дарил и людей…
Но мне не был он мил.
Очарован моей красотой,
Пел мне дивные песни другой;
Пел он, страстью томим,
Пел про кос моих черных волну
И про глаз голубых глубину,
Но он не был любим…
Третий так был прекрасен, что мать
Не решалась его обнимать
И краснела, стыдясь…
Но напрасно колени он мне
Целовал и ласкал в тишине,
Предо мною склонясь…
Не слыхала я песен твоих,
Не дарил ты камней дорогих,
Ни рабов никогда.
У тебя даже нет красоты,
Но за то, что мне нравишься ты,
Я твоя навсегда!
Из античного мира. «Я очнулась от сна. Возле нет никого…»
(Подражание)
Я очнулась от сна. Возле нет никого.
Покрывало и ложе так смяты…
Кто со мною здесь был? — Я не помню его.
Он ушел, не оставивши платы!
В темных лужах вина алых роз лепестки;
Лепестки среди чаш недопитых,
И двух амфор видны возле ложа куски,
Моим гостем неловким разбитых.
И лежат на полу мой увядший венок
И мой пояс, расшитый стихами,
И рабыня храпит, карауля порог,
Далеко унесенная снами…
Фразиллид
На берегу вздыхающего моря
Великий маг, угрюмый Фразиллид,
Бил в бубен свой, прибоя шуму вторя,
И вызывал из бездны нереид.
На властный зов ответили пучины.
То здесь, то там всплывала голова.
Из пены волн, ныряя, как дельфины,
Хор дев спешил на вещие слова.
Остановясь у отмели отлогой,
Уселись все и замерли оне;
Томя их грудь таинственной тревогой,
Речь колдуна звучала в тишине:
«Внемлите мне, о дочери Нерея,
Внемлите мне, о девы глубины!
Вчера весь день, над морем чайкой рея,
На ваше дно глядел я с вышины.
И видел я; у входа в грот прохладный
Там распростерт был отрок на песке,
И семь из вас к нему с улыбкой жадной
С семи строи склонялися в тоске.
И все они, припав к нему, ласкали
Густых кудрей послушное руно.
Я видел сам, как ноги обнимали
Семь нереид попавшему на дно.
Я видел сам – бесстыдными губами
Тянулись вы к его немым устам.