Богомолец - страница 19

С соседями Богомольцы почти не общаются. «Политических» здесь сторонятся: они — опасные компаньоны для игр в «подкидного». Да и сами Богомольцы не ищут друзей среди нежинских обывателей.

В доме к приезду желанного гостя всегда побелено, вымыто, празднично накрыт стол.

К вечеру собрались Сашины друзья. Александр Михайлович и Елизавета Михайловна с интересом прислушиваются к молодым голосам. Собравшиеся еще под впечатлением обстоятельств смерти Александра III. Престолонаследник — российский самодержец Николай II, говорят, долго оставался с умирающим вдвоем. Всех волнуют слухи о том, что этот вчерашний на словах либерал поклялся неотступно следовать отцовским традициям.

Саша насупил брови.

— Боюсь, что обещание будет для него роковым.

Отец и тетка переглянулись: у Саши уже свои, вполне зрелые суждения.

Заговорили о недавней ходынской катастрофе.

— В давке за жалкими царскими подачками, говорят, погибло около трех тысяч человек!

— Дорого обошлось народу царское угощение!

— Монарх по этому поводу не очень горевал — в день катастрофы был на торжественном обеде!

— Больше того: присутствовал на балу, который дал в честь «августейшей четы» французский посол!

— Меня это ничуть не удивляет! — вставляет Саша. — В стране, где ежегодно казнят более шестисот революционеров, все возможно!

Видно, что Саша уже знаком с нелегальной литературой. Волна свободолюбивых идей со всей силой захватила и его. Из сложного переплета впечатлений у него уже сформировались твердые жизненные воззрения. Он такой же, как сверстники: любит коньки и велосипед, музыку и стихи, и вместе с тем — не такой. Жизнь рано пробудила в нем непримиримую ненависть к самодержавию.

Вечером Саша заметил: Александр Михайлович чем-то встревожен. Чем же?

— Ты, Саша, конечно, вправе сам избирать себе путь…

Голос у него дрожит, срывается.

— Ты о чем, папа?

— После смерти мамы я очень боюсь потерять и сына. Прошу тебя — будь подальше от политики!

Сказал и, будто извиняясь, виновато склонил голову.

— Понимаю тебя, папа. Но и завещание мамы я не забыл. Единственно обещаю тебе — быть осмотрительным.

Два года посещал Саша 1-ю киевскую мужскую гимназию. А вот сегодня уже торжественная процедура вручения гимназистам аттестатов.

Паркет в праздничном актовом зале гимназии сверкает. В нем отражаются зажженные люстры, синие ряды гимназистов и празднично разодетые родные и гости. Директор в парадном мундире стоит среди зала возле небольшого столика.

— Аттестат зрелости выдается…

Богомолец к директору подходит третьим.

— Ваш аттестат — свидетельство несомненных способностей. Служите родине! — напутствует директор.

— Приложу все силы, — отвечает Саша.

А Александр Михайлович думает: «Как быстро вырос ты, сынок!»

Длинная очередь тянется по светлому, холодному коридору Киевского университета к приемной ректорского кабинета. Совершается традиционная церемония: все новички накануне первой лекции представляются ректору. Заслуженный ординарный профессор, доктор всеобщей истории Фортинский равнодушно пожимает каждому молодому человеку руку и предлагает подписать торжественное обещание не принимать участия в студенческих организациях, не посещать сходок.

Процедура эта смешная и жалкая. Представляться принято в сюртуках, а у большинства молодых людей их нет. Приходится за гроши брать у педелей напрокат донельзя лоснящийся парадный костюм. Эта комедия — еще одно препятствие для «кухаркиных сыновей» на их пути к высшему образованию. Массивная дверь кабинета то и дело выпускает одну за другой нелепые фигуры то с рукавами, едва прикрывающими локти, то с фалдами, болтающимися до щиколоток. Впрочем, тут же, у порога, с них этот сюртук стаскивают, и очередная карикатура готова к представлению.

Богомолец торжественное обещание подмахивает не читая: оно многословное, запутанное. Теперь он студент! Один из многих в разноголосой толпе.

Большинство лекторов университета бездарны. Лекции они читают сухо, по записям многолетней давности. С первых же дней учебы Александр буквально вынуждает себя вслушиваться в славословие о преимуществах великокняжеских судов и крепостного права в Каталонии, об отношениях Филиппа Августа к городам, о реформах императоров Клавдия и Марка Аврелия. Его прямо-таки раздражают академические разглагольствования о карательных правах государства и неприкосновенности частной собственности. Юридический факультет, выбранный после долгих колебаний, с каждым днем разочаровывает его.