Больно берег крут - страница 26

Но Егор так некстати оборвал речь, схватился за чайник, и взлет Ивася приостановился в виду заветной черты и на самый последний, ничтожно малый, но решающий бросок у него уже не осталось сил. Потрясенный, он еще тянулся, еще верил, еще подстегивал себя: «Ну же!» Но, увы — в запасе не оказалось ни крохи энергии, ни единой искорки, способной чуть подтолкнуть к недосягаемо близкой черте. И вновь, в который раз, Ивась осознал, что никогда не поднимется над собой, не станет иным, а так вот и будет всю жизнь завидовать Егорам, которые знают, зачем живут, знают, куда идут, и дойдут, черт бы их побрал! Без диплома, без ивасевского запаса интеллекта, без его журналистского таланта дойдет до цели простой помбур Егор Бабиков…

Расслабленно ссутулясь, Ивась машинально выхватил из кармана пилочку для ногтей и так же автоматически заученными движениями принялся чистить и шлифовать ногти.

В балке вдруг вытвердела долгая неприятная пауза. Все трое почувствовали ее отчуждающую холодность, отрывающую, отталкивающую их друг от друга, и, чтоб прервать ее, Остап Крамор встал, гремя крышкой, насыпал в большой керамический чайник заварки, застукотил жестяным чайником с кипятком, зазвенел стаканами.

Блаженно жмурясь, Ивась медленно тянул обжигающий пахучий чай, негромко отдуваясь после каждого глотка. Остап Крамор пил махонькими бесшумными глоточками и, не мигая, смотрел в оконце неподвижным задумчивым взглядом. Егор подержал стакан в руках, подул на коричневую жидкость и в три глотка опорожнил граненую посудину.

Ивась глянул на Егоровы руки — не по росту крупные, с четко прорисованными венами и узлами в суставах. Подумал с завистью и необъяснимой неприязнью: «Подомнет и построит». Эта неприязнь и помогла ему напрочь отсечь мысль о дезертирстве. Чтобы ни случилось, он не попятится, останется в Турмагане, попробует…

«Не складно — зато жалобно» — всплыло в памяти бог весть когда слышанное присловье, и Бакутин, хмыкнув, желчно скривил губы. Точно о нем: и не складно и жалобно получилось. Ни поесть, ни отдохнуть по-человечески, да и без жены сухостойная жизнь. И ведь сам капкан насторожил, сам и влез в него, да не со слепу, не по забывчивости, а сознательно. Все сам. Поманила неведомая Сибирь, рисковое дело, трепетный, терпкий дымок первопроходческих костров. Словом, кровь взыграла, романтики захотелось. А может, зов предков? Может, кто-нибудь из прапрадедов открывал неведомые земли, карабкался на безыменные пики, торил первые тропы? Иль это от избытка сил? И сам не знает. Его всегда притягивали аэродромы, вокзалы, пристани, звали невесть куда вскрики тепловоза и стонущий протяжный пароходный рев…

«Папа, а где этот Турмаган?» — прицепился Тимур. Они расстелили на полу большую карту Союза, улеглись на нее рядышком. Навесив куполом ладонь над Западно-сибирской низменностью, Гурий стал пояснять сыну: «Вот это зеленое — тайга. Ну, лес, значит, только хвойный. Погоди, ты же читал книжку про Ромку Рамазана…» — «Ага! — приподнялся от полу Тимур. — Вспомнил… Там бродят медведи. Там рыскают рыси. И белки, как птицы: не страшны им выси. Там лоси рогатые трубно ревут. Лиса, и кукушка, и соболь живут…» — «Молодчина! — похвалил Гурий Константинович. — Эти синие пятнышки — озера. Там их — тысячи. А вот Иртыш». Палец Тимура приник к синей змейке и заскользил, запетлял по ней. «Направо. Направо, — скомандовал Гурий Константинович. — Точно. Сюда. Это пошла Обь-матушка. Вот тут где-то Турмаган». — «Странное название. Тревожное и смутное», — вставила Ася. «Языческое», — пояснил Гурий Константинович, вглядываясь в карту. На ней не оказалось даже древнейшего приобского городка Сарьи, который доживал четвертый век и когда-то был столицей фантастически большого Сарьинского уезда…

Только вплотную подлетев и зависнув над ним, Бакутин разглядел из окна вертолета загадочный Турмаган. «Спустись пониже, дай кружок», — попросил вертолетчика, а сам прилип носом к вибрирующему круглому стеклу.

То, что называлось Турмаганом, прилепилось к обскому крутоярью и сверху походило на палубу гигантского судна, терпящего катастрофу. Груды бревен, труб, проволоки, ящиков и мешков, кучи выкорчеванных пней, черные язвы котлованов, черные царапины траншей, черные дымы костров, нелепое нагромождение разномастных строений, между которыми торопливо и бестолково сновали люди и машины, машины, машины. Окутанные сизой гарью, они везли, рыли, толкали, буксовали и вязли в торфяном месиве.