Болотный попик - страница 7
— Нашел, с кем тягаться, отец Георгий! Тут с копьем нужен, на коне! Прост ты очень и кроток… И голоса у тебя нет… Тут труба нужна. Гаркнуть, чтоб вся нечисть так и посыпалась…
А еще через день возвращается Егор из храма, поздно уже, темно. Навстречу ему Мефодий Свиридович, в храм спешит — прибраться. Увидел Егора, рукой назад показывает:
— Не сам пьяный ходит, сатана его носит…
— О чем ты? — спрашивает Егор.
А Мефодий Свиридович только рукой махнул и заковылял дальше, ногу приволакивает. Пригляделся тогда Егор — впереди фигура чья-то в темноте. Шатается из стороны в сторону, еле на ногах стоит. И вроде бы женщина, показалось Егору. А как ближе подошел, так и есть — Павлина. Взял Егор ее под руку:
— Домой тебе надо… Идем, я провожу…
Павлина вырвалась, глаза оловянные, на лице синяки от побоев.
— Федот меня из дома выгнал! Вот так-то… Или я виновата, что рубаха моя дыровата…
— Идем ко мне, — говорит Егор. — Проспишься, потом я с Федотом поговорю…
— Ишь чего захотел, — бормочет Павлина. — Хитрый какой… Придумал… То не спасенье, что пьяна в воскресенье…
Отшатнулась она в сторону, чуть не упала. Егор еле успел поддержать ее. А она вырвалась и побежала.
На другой день искал ее Егор повсюду — нет нигде. На второй день тоже не появлялась она в поселке. И куда делась, неизвестно, ни один человек не знал. Исчезла, как сквозь землю провалилась. Федотий Кузьмич совсем с ног сбился. В область ездил, в милицию обращался — никаких следов. Все жалели Федотия Кузьмича.
— Не вино виновато, виновато пьянство, — говорила Фелицата Прокофьевна во дворе. — А уж коли бабу вино-пиво держит, тут уж сам сатана правит… Пляши под его музыку…
Гвоздарёв ей поддакивал:
— Оно конечно. У кого к чему охота, к тому и смысл… Видишь как… Бог дал путь, а черт кинул крюк… Вот она и пропала…
Как-то утром Федотий Кузьмич к Егору заглянул. Тихий такой, смирный. Поглядел на новые стекла в окнах и спрашивает:
— Что же делать теперь?
— Господь милостив, — говорит ему Егор. — Все устроится по его воле, дай срок…
Так прошла зима: Рождество, святки, Крещение. А в самом начале весны, на Евдокию-плющиху, отслужил Егор обедню, а Мефодий Свиридович ему говорит:
— Вас там ждут на улице… Люди какие-то…
Вышел Егор на паперть, там отец с матерью, проведать приехали. Изменились они мало, одежда на них все та же, хорошо Егору знакомая: на матери ее лучшее, выходное, платье с цветочками у ворота, на отце — куртка с блестящими пуговицами. Мать как Егора увидела, сразу в слезы:
— Господи, что же это такое? Совсем плох стал! Белый как бумага…
Егор утешает ее:
— Ничего, ничего… Вот в Оптину съезжу, поклонюсь святым угодникам, исцелюсь…
Привел он отца с матерью домой, а угостить их нечем, только чай и сухари. Хорошо, мать гостинцев с собой привезла — рыбки копченой, колбасы, пряников. Вот сидят они за столом, мать и говорит:
— Тут такого страху я натерпелась. Голос мне был… Вечером легла — и вдруг слышу: «Родила ты сына, а он ведь не твой… Другая у него родина… Небесная… Скоро ему обратно… Пора уже…»
— Будет тебе, — машет на нее отец. — Приснилось, а она уже вообразила…
— Да не спала я, не спала. Перепугалась… Думаю: кто бы это мог говорить? И тут смотрю, а это ангел, что ты из бумаги вырезал. Он как раз над моей кроватью висит… Это ангел и говорил, бумажный… Я и подумала — надо к тебе ехать, проведать…
Потом, когда мать вышла зачем-то из комнаты, отец прикрыл за ней дверь и снова, как раньше, на колени перед Егором:
— Обижал я тебя, сынок, напрасно, ругал сильно. Ты уж прости меня. У меня вся душа изболелась…
— Я уж и забыл про это, — говорит Егор.
Три дня жили у Егора родители, потом, как деньги кончились, уехали. Мать так прощалась с Егором при расставании, будто не ждала больше увидеть его. Отец все оттаскивал ее от сына:
— Ну, будет, будет… К зиме денег накопим, снова приедем…
Остался Егор один. Фелицата Прокофьевна рассказывала знакомым:
— Батюшка совсем плох стал. Аппетит пропал, не ест ничего. Ночью слушаю — хрипы у него, кашель. Одышка, прямо задыхается. Будто душит его кто, я же вижу…
Гвоздарёв как увидит Егора, укоряет его: