Большая игра - страница 6
Вуд записал адрес, ласково похлопал оборванца по плечу и повернул на Невский.
В назначенный день Вуд звонил у квартиры Свехновицкого.
Горничная отворила ему двери.
— Простите, — сказал Вуд, — могу я увидеть студента Свехновицкого?
Горничная исчезла, где-то далеко постучала в двери и крикнула:
— Сигизмунд Фелицианович, к вам!
Студент вышел бледный, с заспанным лицом, в тужурке, небрежно накинутой на плечи.
— Если разрешите, — сказал Вуд, вежливо улыбаясь.
Они прошли в комнату Свехновицкого.
— Вы, кажется, из Киева? — спросил студент, подвигая к Вуду ящик с сигарами. — Вы раньше в Петрограде не бывали?
— Нет, не бывал, — поспешно отвечал Вуд. Щелкнув зубами, он откусил кончик сигары. — Никогда раньше не бывал. Очень интересно. Замечательный город. Я думаю, впрочем, что он требует еще некоторой организационной работы.
— Да? Какой же именно?
— Работы над тюрьмами. Россия совершенно отстала в этом отношении от Запада. Я на днях с удивлением узнал, что в петроградских тюрьмах господствует устаревшая, никуда не годная система.
Студент посмотрел на него с удивлением.
— А почему, собственно, вы заинтересовались тюрьмами?
Вуд поднял к нему лицо, изрезанное морщинами. Углы рта раздвинулись, глаза сузились, подбородок выдвинулся вперед. Он смеялся.
— Нет, я просто одно время имел отношение к юриспруденции и интересовался именно тюремным вопросом. Не больше. Но я, вероятно, задерживаю вас? Может быть…
— Нет, нисколько. Вы, кажется, хотели принести мне ваш документ?
— Да, я принес его. Но только… Я сам не знаю, о чем идет речь в этом документе. Поэтому, если старинное предание окажется достоверным, то…
— Вы можете быть уверены в моей скромности, — поспешно перебил Свехновицкий.
— Я совершенно уверен в вас, — сказал агент, — а еще больше — в вашем знании языка.
— Что касается второго, боюсь, как бы не обмануть ваши ожидания.
Вуд вытащил из бокового кармана сверток пергаментной бумаги и развернул его на столе.
Свехновицкий долго и с большим усердием рассматривал документ.
Он взял с полки огромный эфиопско-французский словарь и с его помощью пытался перевести манифест Уаламы.
Вуд молча следил за ним внимательными глазами.
— Прежде всего я должен разочаровать вас насчет старинности документа, — начал Свехновицкий, отрываясь от текста. — Даже мой весьма неопытный глаз ясно различает, что этот документ составлен самое большее лет тридцать тому, назад.
«Или дней тридцать», — добавил мысленно Вуд.
— Первая фраза представляет собою обращение, — продолжал студент, — и переводится очень легко. «Народы Хабеша и народы Тигрэ!» Дальше идет речь о государственной власти, о борьбе с какими-то врагами, а для перевода, нужно сознаться, у меня не хватает знания языка.
— Ах так! — улыбаясь, сказал агент.
— Но можно быть почти уверенным, что ваше старинное предание недостоверно. Бумага имеет печать и, по всем признакам, носит официальный характер. Это какой-то приказ или судебное решение, не больше. Можно быть вполне уверенным, что указания на местонахождение клада не начинались бы обращением ко всему населению.
— Ах да! — с сожалением подтвердил Вуд. — Пожалуй, вы правы. Но все-таки неужели в Петрограде не найдется ни одного человека, который бы прочел этот приказ или судебное решение?
Студент задумался.
— Собственно говоря, нет ничего проще, — сказал он небрежно. — Зайдите в Азиатский музей при Академии наук, и я убежден, что там среди библиотекарей найдутся люди, которые вам помогут.
— Вот на этот раз я исполнил ваш совет заранее. Как раз вчера я был в Азиатском музее, и мне решительно отказали в переводе этого документа по причине незнания диалекта, на котором он написан.
— А к кому именно вы обращались?
— Не помню фамилии, — отвечал Вуд серьезно. — У меня очень дурная память на фамилии.
Свехновицкий снова задумался.
— Если бы вы сумели найти профессора Панаева, — сказал он наконец, — ваш документ был бы переведен в четверть часа.
— Ах да, Панаев! Но может быть, вам известен его адрес?
— Нет. Я думаю, его адрес никому не известен. Если вы хотите найти его, отправляйтесь в игорный притон самого низкого пошиба.