Большая ничья. СССР от Победы до распада - страница 20
.
Факты свидетельствуют, что немецкие войска, вторгшиеся в Прибалтику и на Украину, были во многих местах встречены доброжелательно, но очень скоро надежды жителей этих республик на самоопределение и собственную государственность оказались иллюзиями. Немецкая оккупационная политика была направлена на порабощение и эксплуатацию населения оккупированных территорий. Уже к концу 1941 г. в ведомстве рейхсфюрера СС Г. Гиммлера был разработан «Генеральный план Ост», предусматривавший немецкую колонизацию Центральной и Восточной Европы. В качестве предназначенных для этой цели территорий фигурировали оккупированные районы Польши, Прибалтийские республики, Белоруссия, ряд областей Украины, Ленинградская область и Крым вместе с землями в излучине Днепра. Из 45 млн. жителей перечисленных районов около 31 млн. объявлялись «нежелательными по расовым показателям». Они подлежали переселению в Западную Сибирь. Помимо насильственного выселения, сокращение коренного населения должно было осуществляться путем запланированного голода. Поселенческие опорные пункты начали создаваться на Украине, в юго-западной части Литвы. Однако после Сталинградской битвы работа по реализации проекта прекратилась>{71}.
Немецкая оккупационная политика, сопровождавшаяся террором СС и полиции в отношении всех «враждебных рейху элементов», способствовала развитию партизанского движения даже в тех местностях, где до оккупации сохранялось лояльное отношение к немцам. В других регионах Советского Союза с самого начала развернулось широкое сопротивление.
Точных данных, относящихся к коллаборационизму и партизанскому движению, нет. По сведениям отечественных историков, до 1,3 млн. человек входили в состав 6 200 различных партизанских формирований. Основными районами широко развитого партизанского движения были Московская, Ленинградская, Калининская, Смоленская, Брянская, Орловская, Курская области, Белоруссия и Украина>{72}. Со второй половины 1942 г. для борьбы с партизанами немецкое командование задействовало до 10% всего состава сухопутных сил Германии, находившихся на восточном фронте.
По официальным немецким данным, в начале 1943 г. в вермахте действовало до 400 тыс. так называемых хиви (добровольцев, коллаборационистов), около 70 тыс. бывших советских граждан находились в войсках службы по поддержанию порядка, примерно 80 тыс. — в восточных батальонах: грузинском, армянском, туркестанском, кавказском, прибалтийских и др.>{73}. По оценке председателя комиссии при президенте Российской Федерации по реабилитации жертв политических репрессий А.Н. Яковлева, в немецкой армии служило не более 170 тыс. советских военнопленных. В германских частях, сформированных из пленных, костяк составляли сами немцы. Поэтому, полагает Яковлев, простое умножение количества соединений и частей на их штатную численность дает «совершенно неверную цифру участия советских военнопленных в боевых действиях против СССР». Однако, как считает сегодня большинство историков, проблема не исчерпывается одной арифметикой.
Итак, с одной стороны — более миллиона советских людей, активно выступивших против немецкой оккупационной политики, а с другой, по уверениям многих историков, — «кучка предателей». Почему же в таком случае эта проблема продолжает по-прежнему занимать историков, а число посвященных ей работ превышает несколько сотен? И как в этом случае следует понимать доселе невиданный в новейшей российской истории социальный феномен?
Многие историки сходятся в том, что питательная среда предательства — военные поражения Красной Армии в 1941–1942 гг., способствовавшие депрессии, панике и подавленности. Огромное число военнопленных, голодный лагерный паек, не дававший шансов на выживание, вынуждал к сотрудничеству с немцами. Среди перешедших на сторону врага было немало убежденных противников советской власти, которые рассматривали войну как удобное время для сведения с ней счетов. Здесь было немало репрессированных военных, представителей Белого движения, раскулаченных, расказаченных, измученных людей России, дерзнувших в этот черный час поставить на «немецкую карту».