Большая починка - страница 5
Кочерга… Собаки… Хлеб… Мишка стукнул себя по лбу, чтобы прогнать глупые мысли, и сразу сообразил что к чему. Кочерга — это «взнос» Лиды Власовой в «железную копилку» звена. Он сам велел каждому что-нибудь принести. Вот Лида Власова и принесла. А другие ничего не принесли. Ушли зачем-то на кладбище. Зачем? Вчера он по цепочке объявил, что начинается сбор металлического лома. На космическую ракету. И каждому дал поручение: принести что-нибудь металлическое, какой-нибудь лом. Все сказали, что принесут, и вот, вместо того чтобы выполнить поручение, отправляются на кладбище. А может быть, для того и отправляются, чтобы выполнить поручение? Мишка-толстый похолодел: именно так, именно так… Кладбище было единственным местом, куда еще не заглядывали сборщики металлического лома. Теперь, как только об этом узнают старшая вожатая Валентина Сергеева, вожатый отряда Долгий, председатель Воронок, они его заживо съедят: разорять кладбище!
Вот явятся сейчас его пионеры и приволокут какого-нибудь железного ангела: принимай, вожатый. А следом за ними — кладбищенский сторож, милиция… Пропала Мишкина репутация вожатого. Что только скажет классный руководитель Устименко?
У них в отряде уже был скандал. Оля и Поля — сестры-близнецы отличились. Идут в школу, смотрят: на обочине шоссе, в канаве, дорожный каток. Вчера еще не было, а сегодня вот он, здесь. Ясно, брошенный и никому не нужный. А тут взвод солдат идет, березовым парком дышит, из бани — в казарму. Оля и Поля к ним: помогите находку на школьный двор закатить. Солдатам что, сами пионерами были, знают, почем пуд лома. Закатили и ушли. А вечером по городу тревога. По радио розыск объявляют: тому, кто укажет местонахождение дорожного катка, — награда. Ну, и наградили — Валентину Сергееву, старшую вожатую, выговором на педагогическом совете, а Олю и Полю — тоже выговором перед строем отряда, с внушением: не все то металлолом, что плохо лежит.
А Саша Хмелик, голенастый, как цапля. У него пионерское поручение: октябрята. Он у них в зоне пионерского действия отряда главный шеф. Ну, и нашефствовал. Подговорил октябрят пузырьки собирать — «прозрачный металлолом». Те и насобирали. Дня два Ленинская духами и одеколоном пахла. У дружины с улицей конфликт: зачем пионеры подучили октябрят одеколон и духи выливать? Старшей вожатой от директора нагоняй, Саше Хмелику — от старшей вожатой. А теперь вот и ему, Мишке-толстому, достанется: почему ребят от кладбища не удержал? Пальцы у Мишки сами собой сжимаются в кулаки. Эх и дал бы он сейчас этому Саше Павлову. Только бы встретиться…
Удивительные бывают на свете совпадения. Не успел Мишка-толстый подумать о Саше Павлове, как тут же и увидел его. Тот стремглав бежал к месту сбора и, как бумажный змей, тянул за собой хвост — звено. На лицах бегущих за Сашей ребят был ужас. Как будто они только что увидели покойника.
В семье Сашу называли огнепоклонником. Говорят, дети повторяют в своем развитии историю человечества. Саша Павлов не был исключением из общего правила. Но повторял в себе главным образом тех далеких предков, которые относились к огню, как к богу. Саша Павлов, глядя в огонь, мог часами любоваться, как скачут огненные всадники, с саблями наголо́, под красным знаменем; или слушать, как они, припав к земле, строчат из всех пулеметов…
Современники, в лице папы и мамы, не разделяли Сашиного поклонения огню: в дни его младенчества прятали от него спички, а чуть Саша подрос, стали действовать внушением.
— Ты же видишь, — говорил папа, — ни мама, ни я не разводим костров.
Мама ссылалась на соседей:
— И они не разводят… Живут смирно.
Саше Павлову жить «смирно» не хотелось. Но не только дурной пример заразителен, хороший — тоже. Ладно, раз никто не разводит костров, он, Саша Павлов, тоже не будет.
Однако принять это решение Саше Павлову помешал Максим Горький. Он, оказывается, тоже любил жечь костры. Об этом Саша Павлов узнал на сборе отряда, посвященном великому писателю.
— Некоторые великие писатели, — сказал Саша, явившись домой, — тоже любили жечь костры.
Илье Андреевичу, решительному человеку, пришлось противопоставить «некоторым писателям» свой отцовский ремень. Тогда Саша Павлов увлекся другим — стал конструктором летательных аппаратов. Первый из них — шар Монгольфье — снялся однажды с печной трубы и, начиненный горячим воздухом, понесся неведомо куда, пачкая небесную лазурь дымным следом. Саша Павлов побежал за шаром, поминутно оглядываясь и следя, куда он опустится. Шар опустился на кладбище.