Больше лает, чем кусает - страница 6

стр.

. А почему он, собственно, считает Мандзони старухой? И почему он так несправедлив к Наполеону? И Пеллико баба.[10] Все они глупые бабы, эти воители за права... Надо будет попросить signorin'y профессорессу растолковать ему, откуда у него взялось такое представление, что в девятнадцатом веке Италия была страной старых дев, иссохших куриц, стремившись кудахтать, да так сладостно, что и Пиндар[11] перед ними бы спасовал. И Кардуччи[12] тоже баба. Да, кстати, надо будет спросить и про пятна на Луне. Даже если госпожа профессоресса не сможет все растолковать сразу, на месте, то, без сомнения, при следующей их встрече она будет готова все ему подробно разъяснить. Так, теперь вроде бы все обдумано, в голове все приведено в порядок. Вот только омар остается фактором, не поддающимся упорядочиванию. Нужно просто надеяться на лучшее, вот и все. Но при этом быть готовым и к худшему. От этой мысли Белакве стало весело. К тому же оказалось, что он уже добрался до закусочной, и своим обычным шмыгом Белаква юркнул вовнутрь.


Белаква в прекрасном расположении духа приближался к дому, в котором проходили его занятия. С обедом все устроилось наилучшим образом. Полный успех! Этот обед останется в его памяти как высочайший образец, на который можно равняться и в будущем. Хотя вряд ли когда-либо удастся превзойти его. Поразительно, но даже тот сыр, который поначалу показался похожим на обмылок, оказался удивительно острым и пикантным. Из чего приходится заключить, что он, Белаква, в течение стольких лет пребывал в заблуждении, полагая, что острота сыра зависит от степени его зелености. Значит верно ведь говорят: век живи, век учись... Да, какой роскошный получился обед! Можно сказать, и зубы его, и нёбо, и язык все вместе побывали в раю! Как замечательно летели в разные стороны осколки разгрызаемых гренков! Словно брызги поедаемого стекла! Как гренки не сопротивлялись, он их одолел! Во рту все горело и болело. Особую остроту поглощаемой пище добавило сообщение, сделанное тихим, трагичным голосом, исходившим от Оливера, прислужника в закусочной, который, стоя за прилавком, своими удачно и так вовремя сказанными фразами, существенно улучшил вкусовые качества Белаквова обеда. Слова Оливера неспешно летели над прилавком и сообщали Белакве, что прошение Мак-Кейба — да, да, того самого убийцы — о помиловании, поддержанное и подписанное половиной населения страны, было отклонено и что соответственно осужденный будет повешен на рассвете в Маунтджое[13], и ничего его уже не спасет. Палач Эллис уже в пути. Белаква, вгрызаясь в свой гренковый сэндвич и круговыми движениями побалтывая в бокале замечательное черное пивко, размышлял: что, интересно, чувствует сейчас Мак-Кейб, сидя в тюремной камере и ожидая смерти...

Все оборачивалось как нельзя лучше — и омар был готов к его приходу и instanter[14] вручен ему с приятной улыбочкой. Да, бывают же в этом мире удивительные проявления вежливости и доброжелательности! Светла улыбка и мило слово ободрения, исходящие от простого труженика, и глядишь — мир светлеет и наполняется радостью. А ведь улыбнуться — это так просто! Требуется лишь некое целенаправленное усилие мышц лица.

— С-в-шэнна свеж,— весело сказал лавочник, подавая Белакве омара.

— Что? Простите, я не совсем понял, что вы сказали.

— Я г-рю, с-в-шэнна свежомарчик,— пояснил лавочник,— Утренний.

Белакве доводилось слышать, как домохозяйки, вопрошая пополудни или поближе к вечеру в рыбных лавках о времени забиения той или иной большой рыбины, получали ответ: "утреннее", и поэтому Белаква по аналогии решил, что "утренний" означает не время доставки омара, а время убиения этого животного.

Signorina Адриана Оттоленги ожидала Белакву в небольшой комнате, дверь которой выходила в просторную прихожую, столь внушительно выглядевшую, что Белаква мысленно называл ее "вестибюлем". Оттоленги обычно проводила свои уроки в этой комнате, отчего она и получила негласное название "итальянской". Из "вестибюля" можно было попасть и во "французскую" комнату. А где же "немецкая" комната? Этого Белаква не знал. Да и на кой черт ему это знать?